Акутагава Рюноскэ - Ворота Расёмон
Акутагава Рюноскэ
ВОРОТА РАСЁМОН
Это случилось однажды под вечер. Некий слуга пережидал дождь
под воротами Расёмон.
Под широкими воротами, кроме него, не было никого. Только на
толстом круглом столбе, с которого кое-где облупился красный лак,
сидел сверчок. Поскольку ворота Расёмон стоят на людной улице
Судзаку, здесь могли бы пережидать дождь несколько женщин и
молодых людей в итимэ'гаса и момиэбо'си. Тем не менее, кроме
слуги, не было никого.
Объяснялось это тем, что в течение последних двух-трех лет на
Киото одно за другим обрушивались бедствия -- то землетрясение,
то ураган, то пожар, то голод. Вот столица и запустела
необычайно. Как рассказывают старинные летописи, дошло до того,
что стали ломать статуи будд и священную утварь и, свалив в кучу
на краю дороги лакированное, покрытое позолотой дерево, продавали
его на дрова. Так обстояли дела в столице; поэтому о поддержании
ворот Расёмон, разумеется, никто больше не заботился. И,
пользуясь их заброшенностью, здесь жили лисицы и барсуки. Жили
воры. Наконец, повелось даже приносить и бросать сюда
неприбранные трупы. И когда солнце скрывалось, здесь делалось
как-то жутко, и никто не осмеливался подходить к воротам близко.
Зато откуда-то собиралось несчетное множество ворон. Днем они
с карканьем описывали круги над высоко загнутыми концами конька
кровли. Под вечер, когда небо над воротами алело зарей, птицы
выделялись на нем четко, точно рассыпанные зерна кунжута. Вороны,
разумеется, прилетали клевать трупы в верхнем ярусе ворот.
Впрочем, на этот раз, должно быть из-за позднего часа, ни одной
не было видно. Только на полуобрушенных каменных ступенях, в
трещинах которых проросла высокая трава, кое-где белел высохший
вороний помет. Слуга в застиранной синей одежде, усевшись на
самой верхней, седьмой, ступеньке, то и дело потрагивал рукой
чирей, выскочивший на правой щеке, и рассеянно смотрел на дождь.
Автор написал выше: "Слуга пережидал дождь". Но если бы даже
дождь и перестал, слуге, собственно, некуда было идти. Будь то
обычное время, он, разумеется, должен был бы вернуться к хозяину.
Однако этот хозяин несколько дней назад уволил его. Как уже
говорилось, в то время Киото запустел необычайно. И то, что слугу
уволил хозяин, у которого он прослужил много лет, было просто
частным проявлением общего запустения. Поэтому, может быть, более
уместно было бы сказать не "слуга пережидал дождь", а "слуга,
загнанный дождем под крышу ворот, сидел как потерянный, не зная,
куда деться". К тому же и погода немало способствовала
подавленности этого хэйанского слуги. Не видно было и признака,
чтобы дождь, ливший с конца часа Обезьяны, наконец перестал. И
вот слуга, снова и снова перебирая бессвязные мысли о том, как бы
ему, махнув на все рукой, прожить хоть завтрашний день,-- другими
словами, как-нибудь уладить то, что никак не ладилось,-- не
слушая, слышал шум дождя, падавшего на улицу Судзаку.
Дождь, окутывая ворота, надвигался издалека с протяжным
шуршаньем. Сумерки опускали небо все ниже, и, если взглянуть
вверх, казалось, что кровля ворот своим черепичным краем
подпирает тяжелые темные тучи.
Для того чтобы как-нибудь уладить то, что никак не ладилось,
разбираться в средствах не приходилось. Если разбираться, то
оставалось, в сущности, одно -- умереть от голода под забором или
на улице. И потом труп принесут сюда, на верхний ярус ворот, и
бросят, как собаку. Если же не разбираться... мысли слуги уже
много раз, пройдя по этому пути, упирались в
