Аматуни Петроний - Голубой Нуль
Петроний Аматуни
Голубой нуль
Фантазия в эпистолах (что означает - в письмах)
"Уважаемый тов. Редактор!
Зная Вашу любовь к удивительным историям, я пересылаю письмо моего
друга, командира корабля Василия Ивановича Козлова, и если я не сделал
этого немедленно, то лишь потому, что мне понадобилось время прийти в себя
от изумления.
Лично я отказываюсь от комментариев. Смею, однако, заверить, что тов.
Козлов, с которым дружу двадцать лет, - человек с безукоризненной
репутацией, прекрасный летчик, налетавший двадцать тысяч часов. До
прошлого года он работал в Ростове-на-Дону, а потом переехал в Ташкент.
Никто из знающих его не помнит случая, чтобы тов. Козлов когда-либо сказал
лишнее. Он здоров, годен к полетам без ограничений и никогда не страдал
заболеваниями нервной системы.
Вот, собственно, все, что я хотел Вам написать, прежде чем Вы приметесь
за чтение заверенной нотариусом копии письма тов. Козлова. Оригинал
хранится у меня...
Ваш. П.А.".
"Привет, старина!
Пишу тебе из Кисловодска. Не тревожься, я здоров более чем когда-либо,
но эти чертовы эскулапы... (далее следует несколько чисто "авиационных"
терминов; я их не привожу), эти чертовы эскулапы сочинили уже столько
страниц в моей истории болезни, сколько не наберется во всех томах нашего
"Тихого Дона".
Но к делу.
Десятого числа прошлого месяца меня вызвал командир и коротко изложил
суть спецрейса, который мне надлежало выполнить.
- В районе Южных Гималаев, - сказал он, - работает научная экспедиция.
Слетайте к ним и доставьте продукты, одежду и кое-что из технического
снаряжения.
- Понял вас.
- Возьмите с собой бортмеханика Клинка и штурмана Бондарева.
- Будет сделано.
Слетать, старина, предстояло на несколько тысяч километров в глубь
наименее исследованного района земного шара.
Полдня мой второй пилот Ваня Кузнецов (тихий юноша, которого мы в
наказание за его молодость прозвали Кузнечиком) и Володя Бондарев клеили
карты и прокладывали маршрут, а радист Гриша Матвейчук запасался нужными
сведениями и документами.
Ну и местность, скажу тебе! Ни приводных радиостанций, ни пеленгаторов,
одни горные кряжи и горушки тысяч по пять-шесть и выше.
Загрузились. Володя Клинк заправил все баки "под пробочки", и мы
взлетели. Не буду описывать тебе весь долгий путь Главное - последний
этап. Летим: высота - 5200 метров, погода - ясно, видимость - "мильон
километров"...
Суровый пейзаж, старина! Темно-синие скалы внизу и льды и снега на
вершинах. За бортом мороз 30 градусов, а в кабине сидим в одним
костюмчиках. Отопление нормальное, да и вообще техника нас не подвела.
Бондарев глаз не сводит, с гор и все время сличает их с картой;
Кузнечик потихоньку любуется пейзажем; Клинк дремлет, как многие
бортмеханики в рейсе в хорошую погоду. Гриша Матвейчук выстукивает что-то
своим телеграфным ключом на Большую землю, а я на штурманской линейке
прикидываю тонно-километраж и примерную производительность полета.
И вдруг - бах! - пушечный выстрел, и оба мотора, давно нескольку
выхлопов, стали. Клинк мигом очнулся и принялся проверять бензокраны,
показания приборов и все такое.
У меня все внутри оборвалось... Выключаю автопилот, перевожу самолет в
планирование. Начинаю соображать, куда девать шестнадцать тонн нашей
техники.
- Командир! - крикнул Матвейчук. - Я сейчас передаю по радио, что
моторы отказали.
- Я точно знаю этот район, - наклонился ко мне Бондарев. - И не
прерывал детальной ориентировки...
Кивнул хлопцам - действуйте! - и выбираю местечко
