Арагон Луи - Наши Добрые Соседи
Луи Арагон
НАШИ ДОБРЫЕ СОСЕДИ
Все произошло как в кино. Эти господа просто ворвались к нам в
квартиру. Только у нас нет вращающейся двери, и когда в комнату, на третий
этаж под самую крышу, набивается восемь человек, то дышать становится
нечем. К тому же стояло лето, так что можете себе представить. Мы как раз
собирались сесть за стол, теперь мы обедаем рано, экономим электричество,
и Полина крикнула мне из кухни, чтобы я выставил их вон, иначе все
остынет. Это их здорово рассмешило. Полина вошла в комнату с суповой
миской и чуть было не выронила ее от изумления.
Квартира у нас небольшая и роскошью не отличается, но мы дорожим тем,
что имеем, а вещи, которые прослужили вам много лет, могут поведать
множество историй. Воспоминаний у нас больше, чем мебели, что поделаешь.
Их было восемь. Распоряжался всем толстяк, который то и дело сдвигал на
затылок бежевого цвета борсалино, чтобы почесать висок. У одного из них,
очень худого, были длинные, точно клешни омара, руки, которые постоянно
находились в движении и хватали все, что подвернется. Что до остальных...
именно такими их рисуют на картинках, так что узнать не трудно.
Не прошло и двух минут, как все в квартире было перевернуто вверх дном.
А я тем временем объяснялся с толстяком, протестовал, вспомнив, что они
должны были предъявить мне какой-то документ, ордер вероятно. Это тоже
здорово их рассмешило.
Кажется, в наши дни можно обойтись и без него. Полина сразу же подняла
крик из-за покрывала. Они его тотчас сорвали. А как они простыни скомкали,
трудно даже себе вообразить, словно это грязные носовые платки, один из
них тем временем уже рылся в буфете, а другой-в зеркальном шкафу, кругом
летали всякие бумаги, на полу валялась коробочка с булавками, они
заглядывали под стулья, протыкали гвоздем обивку. Двое или трое ничего не
делали, просто мешались под ногами. А грубияны какие! Когда этот худющий
назвал Полину "мамаша", я возмутился:
- Нет, позвольте, позвольте.
Это тоже их рассмешило. В общем, смеяться они готовы были по любому
поводу. Тот, который меня обыскивал, потому что один из них принялся меня
обыскивать, вытряхнул все, что у меня было в бумажнике, с десяток ненужных
бумажонок, которые я все собирался выбросить в мусорную корзину и карточку
на мыло. и обо всем меня расспрашивал, ему во что бы то ни стало хотелось,
чтобы у связки моих ключей было бы какое-то особое назначение, о котором
сам я и не подозревал.
Толстяк завладел шкатулкой, украшенной ракушками, которую мы привезли
из Трепора и где храним письма и бумаги, он читал все подряд-счета от
прачки, письма Альфреда, и ему непременно надо было знать, что это за люди
на фотографиях
Я никак не мог ответить, кто стоит позади кузена Мориса на групповом
снимке, сделанном за три года до воины в Медоне: молодой парень с родимым
пятном на щеке, кажется, какой-то цруг Пишерелей. пожалуй, вот и все, что
я о нем знал. Толстяку это показалось подозрительным, и он начал
приставать со своими вопросами к Полине, надеясь, что мы вдруг
проговоримся, выдадим себя. Полина же. как всегда, только чтобы сказать мне
что-нибудь наперекор, заявила:
- Друг Пишерелей? Откуда ты это взял? Это же возлюбленный корсетницы,
мадам Жанэ...
Я имел несчастье сказать, что возлюбленный мадам Жанэ был блондином, а
этот - брюнет...
Ну а уж когда начинаешь спорить о цвете волос... Толстяка спор наш
очень заинтересовал.
- Ля ля. ля, - повторял он. - договоритесь же наконец.
Меня это совсем вывело из себя. Ему-то
