Барикко Алессандро - Море-Океан
Алессандро Барикко.
Море-океан
Об авторе
АЛЕССАНДРО БАРИККО (ALESSANDRO BARICCO; род. в 1958 г.) -- итальянский
писатель, музыковед. Автор книг "Бегство гения. О музыкальном театре
Россини" ("II genio in fuga. Sul teatro musicale di Rossini", 1988) и "Душа
Гегеля и висконсинские коровы" ("L'anima di Hegel e le mucche di Wisconsin",
1993). Романы "Замки гнева" ("Castelli di rabbia", 1991; премия Кампьелло),
"Шелк" ("Seta", 1996) и повесть-монолог "Новеченто" ("Novecento", 1994)
принесли А. Барикко широкую известность. Но самым крупным успехом отмечен
роман "Море-океан" ("Oceano mare", 1993; премии Виареджо и "Палаццо аль
Боско"). Роман печатается по изданию Milano, Rizzoli, 1996.
Молли, возлюбленной моей подруге
* КНИГА ПЕРВАЯ. Таверна "Альмайер" *
Куда ни глянь -- песок, обступивший покатые холмы. И море. Море.
Студеный воздух. Неуемный северный ветер благословляет угасающий день.
Берег. И море.
Мнимое совершенство, достойное божественного ока. Самочинный мир, немой
союз воды и земли, законченное, точное творение, истина. Истина. И снова
райский механизм заедает от спасительной песчинки-человека. Довольно самой
малости, чтобы разладить надежное устройство неумолимой истины, -- мелочи,
зароненной в песок, едва заметной трещины на поверхности канонического
образа, пустячного исключения в безукоризненной цельности необозримого
берега. Издалека это всего лишь черная точка в пустынном пространстве --
ничтожный человечек и простенький мольберт.
Мольберт бросил якорь из тонких веревок, придавленных к песку четырьмя
камнями. Валкая конструкция слегка подрагивает на хлестком ветру. Человечек
утопает в охотничьих сапогах и мешковатой рыбацкой куртке. Он обращен лицом
к морю. Пальцы играют островерхой кистью. На мольберте -- холст.
Человечек, словно часовой, зорко охраняет краешек мира от бесшумного
нашествия совершенства. Узкая прореха, рассекающая красочную декорацию
бытия. И так всегда: проблеск человеческого уязвляет покой за миг до того,
как он обернется истиной, немедленно обращая его в ожидание и вопрос; в этом
кроется бесконечная власть человека, который и есть прореха и проблеск; но
он же и отдушина, извергающая потоки событий и многое из того, что могло бы
быть, бездонная пробоина, восхитительная язва, исхоженная вдоль и поперек
тропа, где не может быть ничего настоящего, но все еще будет -- как шаги той
женщины в шляпке и сиреневой накидке, что медленно бредет вдоль кромки
прибоя, расчерчивая справа налево утраченное совершенство громадного
пейзажа, поглощая путь до человечка и его мольберта, покуда не оказывается
совсем близко от него, так близко, что ничего не стоит остановиться и молча
смотреть.
Человечек даже не оборачивается. И не отводит глаз от моря. Тишина.
Время от времени он погружает кисть в медную чашечку и наносит на холст
несколько тонких мазков. Щетина оставляет по себе бледную тень, мгновенно
уносимую ветром, который возвращает холсту его изначальную белизну. Вода. В
медной чашечке одна вода. А на xoлсте -- ровным счетом ничего. Ничего, что
можно было бы увидеть.
Не стихает северный ветер. Женщина кутается в сиреневую накидку.
-- Плассон, вы уже целую вечность работаете тут как проклятый. На что
вам все эти краски, если вы ни разу к ним не притронулись?
Кажется, это выводит его из оцепенения. И ошеломляет. Он поворачивается
и смотрит на ее лицо. Когда он заговаривает -- это не ответ.
-- Прошу вас, не двигайтесь.
Он подносит кисть к женскому лицу, на миг замирает, каса
