Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Белль Генрих - Весть


Генрих Белль
Весть
Пер. с нем. - И.Горкина.
Знакомы ли вам такие глухие углы, где, непонятно почему, возникла
железнодорожная станция, где над несколькими грязными домишками и
полуразрушенной фабрикой словно застыла великая бесконечность, а поля
вокруг как бы обречены на вечное бесплодие, где вдруг ощущаешь какую-то
безысходность, так как кругом не видно ни единого деревца, ни одной
церковной колокольни? Человек в красной шапке, наконец-то, наконец
подавший знак к отправлению поезда, скрывается под большой вывеской, на
которой выведено чрезвычайно звучное название, и можно подумать, что ему
только за то и платят деньги, что он, укрывшись скукой, как одеялом, спит
по двенадцать часов в день. Пустынные поля, никем не возделываемые,
опоясывает подернутый серой завесой горизонт.
И все-таки я был не единственный, кто сошел здесь; из соседнего купе
вылезла старуха с большой коричневой картонкой, но, когда я покинул
маленький, душный вокзальчик, она словно сквозь землю провалилась, и на
мгновенье я растерялся: я не знал, у кого спросить дорогу. При взгляде на
немногочисленные кирпичные домики с грязно-желтыми гардинами на слепых
окнах казалось, что они не могут быть обитаемы. К тому же это подобие
улицы пересекала черная, готовая того гляди рухнуть стена. Не, решаясь
постучать ни в один из мертвых кирпичных домишек, я направился к угрюмой
стене, свернул за угол и рядом с помятой вывеской, на которой еле можно
было прочесть: "Трактир", увидел ясное и четкое название улицы, выведенное
белыми буквами на голубой табличке: "Главный проспект". Отсюда опять шел
кривой ряд облупленных фасадов, а напротив - та же длинная угрюмая
фабричная стена без окон, точно ограда вокруг царства безнадежности.
Доверяясь лишь своему чутью, я свернул налево, но здесь городок как-то
сразу обрывался; метров на десять еще тянулась фабричная стена, а там уже
начинались ровные серовато-черные поля, подернутые зеленой дымкой;
далеко-далеко они сливались с серым горизонтом, и меня вдруг охватило
страшное чувство, мне представилось, будто я на краю света, передо мной
бездонная пропасть и эта молчаливо манящая пучина полной безнадежности
неумолимо притягивает меня.
Слева стоял маленький, будто приплюснутый домик, какие строят для себя
рабочие после трудового дня; шатаясь, чуть не падая, я поплелся к нему.
Открыв простую и трогательную калитку, обвитую облетевшим шиповником, я
увидел номер на доме и понял, что я у цели.
Зеленоватые, давно выцветшие ставни были накрепко закрыты, точно
приклеены; низкая крыша, до края которой я мог дотянуться рукой, была
заплатана ржавыми листами жести. Стояла невыносимая тишина, был тот час,
когда серые сумерки на мгновенье задерживаются, чтобы затем перелиться
через края далей. С минуту я помедлил перед дверью, жалея, почему я не
умер... тогда... вместо того чтобы стоять здесь и думать, что должен войти
в этот дом. Я уже поднял руку и собрался постучать, как вдруг услышал из
комнат воркующий женский смех, тот самый загадочный смех, от которого,
смотря по настроению, у нас либо светлеет на душе, либо теснит грудь. Во
всяком случае, так смеется женщина, только когда она не одна, и я опять
помедлил и почувствовал, как растет у меня в груди жгучее желание
броситься в серую бесконечность вечерних сумерек, повисшую над простором
полей и влекущую, неодолимо влекущую меня к себе... и я из последних сил
застучал кулаком в дверь.
Вначале все стихло, потом послышался шепот, затем шаги, бесшумные шаги
в





Содержание раздела