Бонансинга Джей - Черная Мария
ДЖЕЙ БОНАНСИНГА
ЧЕРНАЯ МАРИЯ
Аннотация
Есть на американском юге страшное поверье — о креольских черных колдунах, что с незапамятных времен научились обращать свою боль в проклятие и смерть других людей. И еще есть поверье, не менее страшное, — о Руке Славы, отрубленной руке чернокнижника, чтоприносит силу тому, кто владеет ею по праву, и гибель — тому, кто завладеет ею случайно.
Кто нынче поверит в легенды Старого Юга? А поверить пришлось, ибо несутся по шоссе шоферы — дальнобойщики, проклятые, обреченные на вечную гонку, гибнущие ужасной смертью, стоит остановиться лишь на мгновение. И нет спасения жертвам великого Зла...
Часть первая
Скоростное шоссе
Судьбы перо вдоль по строке идет
И, начертав решенье, движется вперед.
Смиряйся иль борись, молись иль богохульствуй
Ничто его обратно не вернет.
Омар Хайям, «Рубайи»
1. Трепло
— Эй, кто нибудь, помогите!
Как ножницы с шорохом режут черный муслин, рассек этот голос гудящую темноту кабины. Часы показывали десять. Протянув руку к портативной рации, Лукас увеличил громкость и взял микрофон.
Его тяжесть отозвалась в ладони прохладой.
— Не понял вас, канал одиннадцать, повторите!
— Понимаешь, я... тут вот... чрезвычайные обстоятельства...
Стараясь не потревожить сон сменщика, Лукас переключил микрофон и тихо сказал:
— Понял тебя, канал одиннадцать. Перейди на девятый канал. Вызывай «скорую помощь» или полицию штата, пронто1.
В рации потрескивали помехи. Лукас ждал ответа. Этот ширококостный негр с седеющей бородкой и неожиданно мягким выражением больших карих глаз внушительно смотрелся в полутемной кабине тяжелого мощного «кенворта».
К сорока годам Лукас превратился в то, что его мама называла «шкаф мужик». И выбор одежды этого никак не скрывал — в своих излюбленных ковбойских сапогах с подковками, черных джинсах, клетчатой рубашке свободного покроя и черном кожаном жилете он казался еще мощнее, чем был на самом деле.
В динамике затрещал голос:
— Не надо мне тех врачей, и полисменов не надо!
Напряженная пауза, и потом — простое объяснение, произнесенное таким замогильным голосом, что Лукасу послышалась нарастающая органная музыка — как в мыльной опере перед самой рекламной перебивкой:
— Бензин мне нужен, вот что.
Говорил молодой чернокожий — это Лукас мог сказать наверняка. Судя по растяжке гласных — из Шривпорта или Джексона. Или даже из Нового Орлеана.
Более актуальный вопрос — за каким чертом это трепло полезло на одиннадцатый канал? Общенациональный канал одиннадцать среди дальнобойщиков был отведен для эфирных перекличек. Но этот хмырь явно плевать хотел на условности связи.
— Слушай, браток, — тихо сказал Лукас, — ты разговариваешь с «Черной Марией». Какие у тебя позывные?
— С черной... с кем? — раздалось в ответ.
— "Марией", — усмехнулся Лукас в микрофон. — Второе имя моей покойной матушки, мир ее праху. А у тебя какие позывные, браток?
Снова пауза и треск статики. Потом Лукас услышал:
— Вообще то радиоклички у меня нет. А зовут меня Мелвил. Мелвил Бенуа, Сижу за рулем «камаро» семьдесят второго года выпуска и гоню по шоссе номер восемьдесят к востоку от Мейкона.
— Мелвил, сделай одолжение, — проговорил Лукас. — Переключись на двадцать первый канал. Там можно трепаться, не занимая канал для переклички. Компрендо?2
— Понял... Хорошо... Переключаюсь.
Лукас тоже переключился на двадцать первый и стал ждать, пока парнишка подаст голос. Под ним ровно гудел мотор «кенворта» — без подозрительных чиханий, стуков или дребезга, — наполняя Лукаса теплым чувством.
