Борхес Хорхе Луис - Бессмертный
Хорхе Луис БОРХЕС
Бессмертный
Solomon saith: There is nо new thing upon the earth. Sо
that as Plato had an imagination, that all knowledge was but
remembrance; so Solomon giveth his sentence, that all novelty
is but oblivion.
Francis Bacon.
Essays LVIII[1]
В Лондоне, в июне месяце 1929 года, антиквар Жозеф
Картафил из Смирны предложил княгине Люсенж шесть томов
"Илиады" Попа (1715-1720) форматом в малую четверть. Княгиня
приобрела книги и, забирая их, обменялась с антикваром
несколькими словами. Это был, рассказывает она, изможденный,
иссохший точно земля, человек с серыми глазами и серой бородой
и на редкость незапоминающимися чертами лица. Столь же легко,
сколь и неправильно он говорил на нескольких языках; с
английского довольно скоро он перешел на французский, потом --
на испанский, каким пользуются в Салониках, а с него -- на
португальский язык Макао. В октябре княгиня узнала от одного
приезжего с "Зевса", что Картафил умер во время плавания, когда
возвращался в Смирну, и его погребли на острове Иос. В
последнем томе "Илиады" находилась эта рукопись.
Оригинал написан на английском и изобилует латинизмами. Мы
предлагаем дословный его перевод.
I
Насколько мне помнится, все началось в одном из садов
Гекатомфилоса, Стовратых Фивах, в дни, когда императором был
Диоклетиан. К тому времени я успел бесславно повоевать в только
что закончившихся египетских войнах и был трибуном в легионе,
расквартированном в Беренике, у самого Красного моря; многие из
тех, кто горели желанием дать разгуляться клинку, пали жертвой
лихорадки и злого колдовства. Мавританцы были повержены; земли,
ранее занятые мятежными городами, навечно стали владением
Плутона; и тщетно поверженная Александрия молила цезаря о
милосердии; меньше года понадобилось легионам, чтобы добиться
победы, я же едва успел глянуть в лицо Марсу. Бог войны обошел
меня, не дал удачи, и, я, должно быть с горя, отправился через
страшные, безбрежные пустыни на поиски потаенного Города
Бессмертных.
Все началось, как я уже сказал, в Фивах, в саду. Я не спал
-- всю ночь что-то стучалось мне в сердце. Перед самой зарей я
поднялся; рабы мои спали, луна стояла того же цвета, что и
бескрайние пески вокруг. С востока приближался изнуренный, весь
в крови всадник. Не доскакав до меня нескольких шагов, он
рухнул с коня на землю. Слабым алчущим голосом спросил он на
латыни, как зовется река, чьи воды омывают стены города. Я
ответил, что река эта -- Египет и питается она дождями. Другую
реку ищу я, печально отозвался он, потаенную реку, что смывает
с людей смерть. Темная кровь струилась у него из груди. Всадник
сказал, что родом он с гор, которые высятся по ту сторону
Ганга, и в тех горах верят: если дойти до самого запада, где
кончается земля, то выйдешь к реке, чьи воды дают бессмертие. И
добавил, что там, на краю земли, стоит Город Бессмертных, весь
из башен, амфитеатров и храмов. Заря еще не занялась, как он
умер, а я решил отыскать тот город и ту реку. Нашлись пленные
мавританцы, под допросом палача подтвердившие рассказ того
скитальца; кто-то припомнил елисейскую долину на краю света,
где люди живут бесконечно долго; кто-то -- вершины, на которых
рождается река Пактол и обитатели которых живут сто лет. В Риме
я беседовал с философами, полагавшими, что продлевать жизнь
человеческую означает продлевать агонию и заставлять человека
умирать множество раз. Не знаю, поверил ли я хоть на минуту в
Город Бессмертных, думаю, тогда меня занимала сама и
