Борхес Хорхе Луис - Рагнарек
ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС
РАГНАРЁК
Образы наших снов (пишет Колридж) воспроизводят ощущения, а не вызывают
их, как принято думать: мы не потому испытываем ужас, что нас душит сфинкс, -
мы воображаем сфинкса, чтобы объяснить себе свой ужас. Если так, то в силах ли
простой рассказ об увиденном передать смятение, лихорадку, тревогу, страх и
восторг, из которых соткался сон этой ночи? И все же попробую рассказать; быть
может, в моем случае основная проблема отпадет или хотя бы упростится,
поскольку сон состоял из одной-единственной сцепы.
Место действия - факультет философии и литературы, время-вечер. Все (как
обычно во сне) выглядело чуть иным, как бы слегка увеличенным и потому -
странным. Шли выборы руководства; я разговаривал с Педро Энрикесом Уреньей, в
действительности давно умершим. Вдруг нас оглушило гулом демонстрации или
празднества. Людской и звериный рев катился со стороны Бахо. Кто-то завопил:
"Идут!" Следом пронеслось: "Боги! Боги!" Четверо или пятеро выбрались из давки
и взошли на сцену Большого зала. Мы били в ладоши, не скрывая слез: Боги
возвращались из векового изгнания. Поднятые над толпой, откинув головы и
расправив плечи, они свысока принимали наше поклонение. Один держал ветку,
что-то из бесхитростной флоры сновидений; другой в широком жесте выбросил
вперед руку с когтями; лик Януса не без опаски поглядывал на кривой клюв Тота.
Вероятно, подогретый овациями, кто-то из них - теперь уж не помню кто - вдруг
разразился победным клекотом, невыносимо резким, не то свища, не то
прополаскивая горло. С этой минуты все переменилось.
Началось с подозрения (видимо, преувеличенного), что Боги не умеют
говорить. Столетия дикой и кочевой жизни истребили в них все человеческое;
исламский полумесяц и римский крест не знали снисхождения к гонимым. Скошенные
лбы, желтизна зубов, жидкие усы мулатов или китайцев и вывороченные губы
животных говорили об оскудении олимпийской породы. Их одежда не вязалась со
скромной и честной бедностью и наводила на мысль о мрачном шике игорных домов
и борделей Бахо. Петлица кровоточила гвоздикой, под облегающим пиджаком
угадывалась рукоять ножа. И тут мы поняли, что идет их последняя карта, что
они хитры, слепы и жестоки, как матерые звери в облаве, и - дай мы волю страху
или состраданию - они нас уничтожат.
И тогда мы выхватили по увесистому револьверу (откуда-то во сне взялись
револьверы) и с наслаждением пристрелили Богов.
