Брэдбери Рэй - И Не Было Ни Ночи, Ни Рассвета
Рэй Брэдбери
И НЕ БЫЛО НИ НОЧИ, НИ РАССВЕТА...
Перевод С. Ирбисова
Он выкурил пачку сигарет за два часа.
- Далеко мы забрались.
-За миллиарды миль.
- От чего за миллиарды миль?- не отставал Хичкок.
- Как тебе сказать? - ответил Клеменс. - За миллиарды миль от дома,
если можно так выразиться.
- Можно...
- Дом - это Земля, Нью-Йорк, Чикаго. Дом остается домом, куда бы тебя
ни занесло.
- А я вот не. помню, - сказал Хичкок. - А я вот не верю, что где-то
осталась Земля. А ты?
- А я верю. Этим утром она мне снилась.
- В космосе не бывает утра.
- Скажем так - этой ночью.
- Здесь всегда ночь, - глухо ответил Хичкок. - Какую ночь ты имеешь в
виду?
- Заткнись! - раздраженно бросил Клеменс. - Дай досказать.
Хичкок снова закурил. Хотя его движения были спокойны и уверенны,
Клеменсу показалось, что и руки, и крепкое загорелое тело Хичкока
сотрясаются какой-то потаенной внутренней дрожью.
Они сидели на обсервационной палубе, глядели на звезды. Собственно,
глядел только Клеменс, а взгляд Хичкока, пустой и недоуменный,
простоупирался в ничто.
- Я проснулся в пять, - сказал Хичкок в пространство. - Во сне я
кричал: "Где я?! Где?" И ответом было: "Нигде!" Тогда я спросил: "Откуда
я?" И сам же ответил: "С Земли". "С какой такой Земли?" - удивился я. "С
той же, где родился". Но все эти слова не значили ничего... даже меньше,
чем ничего. Я не верю в то, что нельзя увидеть. И в Землю не верю - я ведь
не вижу ее. Тем и держусь.
- Но вот же Земля, - показал Клеменс, улыбаясь. - Вот этот огонек.
- Это Солнце, а вовсе не Земля. Ее невозможно увидеть отсюда.
- А я могу. У меня хорошая память.
-Это разные вещи, дурень, - раздраженно ответил Хичкок. - Я вот как
рассуждаю: когда я в Бостоне - Нью-Йорк мертв, когда в Нью-Йорке - Бостона
нет. Если я не видел кого-то целый день, значит, он умер. А когда я
встречаю его, он, слава богу, воскресает. И я чуть не пляшу от счастья, я
чертовски рад ему, пока он рядом. Или делаю вид, будто рад. Но стоит нам
расстаться, как он снова умирает.
Клеменс рассмеялся.
- Ты ловко сводишь все сущее к примитивному уравнению, но многое
упускаешь. У тебя нет фантазии, старина. Тебе надо крепко подучиться.
- А зачем мне учитывать совершенно бесполезные вещи? - спросил Хичкок,
все так же пялясь в пустоту. - Я практик. Зачем перебирать воспоминания,
если Земли нет, если по ней нельзя прогуляться? Это вредно. Мой папаша
говорил, что воспоминания - это дикобразы. Ну их к черту! Они губят твое
дело. Они заставляют тебя плакать. Если хочешь быть счастливым - не
вспоминай.
- Я только что побывал на Земле, - ответил Клеменс, покосившись на
Хичкока. Тот раскуривал новую сигарету.
- Ты сам - необъезженный дикобраз. Позавчера ты отказался от ленча -
тебя одолевали воспоминания. Ну тебя к черту вместе с ними! Их нельзя ни
выпить, ни съесть, ни потрогать, ни ударить, ни переспать с ними; можно
только наплевать. Я умер для Земли, а она умерла для меня. Этой ночью в
Нью-Йорке никто по мне не плакал. Значит, к черту Нью-Йорк. Здесь, в
космосе, нет ни зимы, ни лета. Весна и осень исчезли. Здесь нет ни ночей,
ни рассветов - только космос и снова космос. Еще есть я, ты и наш корабль.
Я по-настоящему уверен только в том, что есть Я. Вот и все.
Клеменс пустил тираду Хичкока мимо ушей.
- Я только что бросил дайм в автомат, - сказал он, спокойно улыбнулся
и взял невидимую телефонную трубку. - Позвонил своей девушке в Айвенстоун.
Хелло, Барбара!
Ракета все плыла через космос.
В тринадцать часов пять
