Брэдбери Рэй - Икар Монгольфье Райт
Рэй Бредбери
Икар Монгольфье Райт
Он лежал в постели, а ветер задувал в окно, касался ушей
и полуоткрытых губ и что-то нашептывал ему во сне.
Казалось, это ветер времени повеял из Дельфийских пещер,
чтобы сказать ему все, что должно быть сказано про вчера,
сегодня и завтра. Где-то в глубине его существа порой
звучали голоса - один, два или десять, а быть может, это
говорил весь род людской, но слова, что срывались с его губ,
были одни и те же:
- Смотрите, смотрите, мы победили!
Ибо во сне он, они, сразу многие вдруг устремлялись ввысь
и летели. Теплое, ласковое воздушное море простиралось под
ним, и он плыл, удивляясь и не веря.
- Смотрите, смотрите! Победа!
Но он вовсе не просил весь мир дивиться ему; он только
жадно, всем существом смотрел, впивал, вдыхал, осязал этот
воздух, и ветер, и восходящую Луну. Совсем один он плыл в
небесах. Земля уже не сковывала его своей тяжестью.
"Но постойте, - думал он, - подождите!
Сегодня - что же это за ночь?
Разумеется, это канун. Завтра впервые полетит ракета на
Луну. За стенами этой комнаты, среди прокаленной Солнцем
пустыни, в сотне шагов отсюда меня ждет ракета.
Полно, так ли? Есть ли там ракета?"
"Постой-ка! - подумал он и передернулся и, плотно
сомкнув веки, обливаясь потом, обернулся к стене и яростно
зашептал. - Надо наверняка! Прежде всего кто ты такой?"
"Кто я? - подумал он. - Как мое имя?"
Джедедия Прентис, родился в 1938-м, окончил колледж в
1959-м, право управлять ракетой получил в 1965-м. Джедедия
Прентис... Джедедия Прентис...
Ветер подхватил его имя и унес прочь! С воплем спящий
пытался его удержать.
Потом он затих и стал ждать, пока ветер вернет ему имя.
Ждал долго, но была тишина, тысячу раз гулко ударило сердце
- и тогда лишь он ощутил в воздухе какое-то движение.
Небо раскрылось, точно нежный голубой цветок. Вдали
Эгейское море покачивало белые опахала пены над пурпурными
волнами прибоя.
В шорохе волн, набегающих на берег, он расслышал свое
имя.
Икар.
И снова шепотом, легким, как дыхание:
Икар.
Кто-то потряс его за плечо - это отец звал его, хотел
вырвать из ночи. А он, еще мальчишка, лежал свернувшись
лицом к окну, за окном виднелся берег внизу и бездонное
небо, и первый утренний ветерок пошевелил скрепленные
янтарным воском золотые перья, что лежали возле его детской
постели. Золотые крылья словно ожили в руках отца, и, когда
сын взглянул на эти крылья и потом за окно, на утес, он
ощутил, что и у него самого на плечах, трепеща, прорастают
первые перышки.
- Как ветер, отец?
- Мне хватит, но для тебя слишком слаб.
- Не тревожься, отец. Сейчас крылья кажутся неуклюжими,
но от моих костей перья станут крепче, от моей крови оживет
воск.
- И от моей крови тоже, и от моих костей, не забудь:
каждый человек отдает детям свою плоть, а они должны
обращаться с нею бережно и разумно. Обещай не подниматься
слишком высоко, Икар. Жар Солнца может растопить твои
крылья, сын, но их может погубить и твое пылкое сердце.
Будь осторожен!
И они вынесли великолепные золотые крылья навстречу утру,
и крылья зашуршали, зашептали его имя, а быть может, иное, -
чье-то имя взлетело, завертелось, поплыло в воздухе, словно
перышко.
Монгольфье.
Его ладони касались жгучего каната, яркой простеганной
ткани, каждая ниточка нагрелась и обжигала, как лето. Он
подбрасывал охапки шерсти и соломы в жарко дышащее пламя.
Монгольфье.
Он поднял глаза - высоко над головой вздувалась, и
покачивалась на ветру, и взмывала, точно подхваченная
волнами о
