Брэдбери Рэй - Каникулы
Рэй Бредбери
Каникулы
День был свежий - свежестью травы, что тянулась вверх,
облаков, что плыли в небесах, бабочек, что опускались на
траву. День был соткан из тишины, но она вовсе не была
немой, ее создавали пчелы и цветы, суша и океан, все, что
двигалось, порхало, трепетало, вздымалось и падало,
подчиняясь своему течению времени, своему неповторимому
ритму. Край был недвижим, и все двигалось. Море было
неспокойно, и море молчало. Парадокс, сплошной парадокс,
безмолвие срасталось с безмолвием, звук со звуком. Цветы
качались, и пчелы маленькими каскадами золотого дождя падали
на клевер. Волны холмов и волны океана, два рода движения,
были разделены железной дорогой, пустынной, сложенной из
ржавчины и стальной сердцевины, дорогой, по которой, сразу
видно, много лет не ходили поезда. На тридцать миль к
северу она тянулась, петляя, потом терялась в мглистых
далях; на тридцать миль к югу пронизывала острова летучих
теней, которые на глазах смещались и меняли свои очертания
на склонах далеких гор.
Неожиданно рельсы задрожали.
Сидя на путях, одинокий дрозд ощутил, как рождается
мерное слабое биение, словно где-то, за много миль, забилось
чье-то сердце.
Черный дрозд взмыл над морем.
Рельсы продолжали тихо дрожать, и наконец из-за поворота
показалась, вдоль по берегу пошла небольшая дрезина, в
великом безмолвии зафыркал и зарокотал двухцилиндровый
мотор.
На этой маленькой четырехколесной дрезине, на обращенной
в две стороны двойной скамейке, защищенные от солнца
небольшим тентом, сидели мужчина, его жена и семилетний
сынишка. Дрезина проходила один пустынный участок за
другим, ветер бил в глаза и развевал волосы, но все трое не
оборачивались и смотрели только вперед. Иногда, на выходе
из поворота, глядели нетерпеливо, иногда печально, и все
время настороженно - что дальше?
На ровной прямой мотор вдруг закашлялся и смолк. В
сокрушительной теперь тишине казалось - это покой,
излучаемый морем, землей и небом, затормозил и пресек
вращение колес.
- Бензин кончился.
Мужчина, вздохнув, достал из узкого багажника запасную
канистру и начал переливать горючее в бак.
Его жена и сын тихо глядели на море, слушали приглушенный
гром, шепот, слушали, как раздвигается могучий занавес из
песка, гальки, зеленых водорослей, пены.
- Море красивое, правда? - сказала женщина.
- Мне нравится, - сказал мальчик.
- Может быть, заодно сделаем привал и поедим?
Мужчина навел бинокль на зеленый полуостров вдали.
- Давайте. Рельсы сильно изъело ржавчиной. Впереди путь
разрушен. Придется ждать, пока я исправлю.
- Сколько лопнуло рельсов, столько привалов! - сказал
мальчик.
Женщина попыталась улыбнуться, потом перевела свои
серьезные, пытливые глаза на мужчину.
- Сколько мы проехали сегодня?
- Неполных девяносто миль. - Мужчина все еще напряженно
глядел в бинокль. - Больше, по-моему, и не стоит проходить
в день. Когда гонишь, не успеваешь ничего увидеть.
Послезавтра будем в Монтерее, на следующий день, если
хочешь, в Пало Альто.
Женщина развязала ярко-желтые ленты широкополой
соломенной шляпы, сняла ее с золотистых волос и, покрытая
легкой испариной, отошла от машины. Они столько ехали без
остановки на трясучей дрезине, что все тело пропиталось ее
ровным ходом. Теперь, когда машина остановилась, было
какое-то странное чувство, словно с них сейчас снимут оковы.
- Давайте есть!
Мальчик бегом отнес корзинку с припасами на берег. Мать
и сын уже сидели перед расстеленной скатертью, когда мужчина
спустился к ним;
