Брэдбери Рэй - Лучезарный Феникс
Рэй Брэдбери
Лучезарный Феникс
Однажды в апреле две тысячи двадцать второго тяжелая дверь библиотеки
оглушительно хлопнула. Грянул гром.
"Ну вот", - подумал я.
У подножия лестницы, подняв свирепые глаза к моему столу, в мундире
Объединенного легиона (мундир теперь сидел на нем отнюдь не так ловко, как
двадцать лет назад) возник Джонатан Барнс.
Хоть он и храбрился, но мгновение помешкал, и я вспомнил десять тысяч
речей, которые он извергал, как фонтан, на митингах ветеранов, и несчетные
парады под развернутыми знаменами, где он гонял нас до седьмого пота, и
патриотические обеды с застывшими в жиру цыплятами под зеленым горошком -
обеды, которые он поистине сам стряпал - все мертворожденные кампании, которые
затевал сей рьяный политикан.
И вот Джонатан Барнс топает вверх по парадной лестнице и до скрипа давит
на каждую ступеньку всем своим весом, всей мощью и только что обретенной
властью. Но, должно быть, эхо тяжких шагов, отброшенное высокими сводами,
ошеломило даже его самого и напомнило о кое-каких правилах приличия, ибо,
подойдя к моему столу и жарко дохнув мне в лицо перегаром, заговорил он все же
шепотом:
- Я пришел за книгами, Том.
Я небрежно повернулся, заглянул в картотеку.
- Когда они будут готовы, мы вас известим.
- Погоди, - сказал он. - Постой...
- Ты хочешь забрать книги, пожертвованные в Фонд ветеранов для раздачи в
госпитале?
- Нет, нет! - крикнул он. - Я заберу все книги.
Я посмотрел на него в упор.
- Ну, почти все, - поправился он.
- Почти все? - Я мельком глянул на него, наклонился и стал перебирать
карточки. - В одни руки за один раз выдается не больше десяти. Сейчас
посмотрим. А, вот. Позволь, да ведь срок твоего абонемента истек тридцать лет
назад, ты его не возобновлял с тех пор, как тебе минуло двадцать. Видишь? - Я
поднял карточку и показал ему.
Барнс оперся обеими руками о мой стол и навис над ним всей своей громадой.
- Я вижу, ты оказываешь сопротивление! - Лицо его наливалось кровью,
дыхание становилось шумным и хриплым. - Мне для моей работы никакие карточки
не нужны!
Он прохрипел это так громко, что мириады белых страниц перестали трепетать
мотыльковыми крыльями под зелеными абажурами в просторных мраморных залах.
Несколько книг еле слышно захлопнулись.
Читатели подняли головы, обратили к нам отрешенные лица. Таково было время
и самый здешний воздух, что все смотрели глазами антилопы, молящей, чтобы
вернулась тишина, ведь она непременно возвращается, когда тигр приходит
напиться к роднику и вновь уходит, а здесь, конечно же, утоляли жажду у
излюбленного родника. Я смотрел на поднятые от книг кроткие лица и думал про
все сорок лет, что я жил, работал, даже спал здесь, среди потаенных жизней и
хранимых бумажными листами безмолвных людей, созданных воображением. Сейчас,
как всегда, моя библиотека мне казалась прохладной пещерой, а быть может -
вечно-молодым и растущим лесом, где укрываешься на час от дневного зноя и
лихорадочной суеты, чтобы освежиться телом и омыться духом при свете,
смягченном зелеными, как трава, абажурами, под шорох ветерков, возникающих,
когда опять и опять листаются светлые нежные страницы. Тогда мысли вновь
становятся ясней и отчетливей, тело раскованней, и снова находишь силы выйти в
пекло действительности, в полуденный зной, навстречу уличной сутолоке,
неправдоподобной старости, неизбежной смерти. У меня на глазах тысячи
изголодавшихся еле добирались сюда в изнеможении и уходили насытясь. Я видел,
как те, кто себя потерял, вновь
