Брэдбери Рэй - Чудеса И Диковины ! Передай Дальше !
Рэй Брэдбери
Чудеса и диковины! Передай дальше!
Моя Машина Времени остановилась, я вышел из нее в катящийся туман и
теперь стоял, прислушиваясь. Молчание. То полное исчезновение звука, то
молчание, которое ощущают люди, когда летят в небо на воздушном шаре. Мир
ушел, и с ним ушел его шум. Лишь тихо дышат тросы, в то время как ты
летишь туда, куда несет тебя ветер.
Такое молчание длилось уже не меньше минуты, когда почти к самым моим
ногам бесшумно скользнуло море. На море ничего не было, и ничего не было
на суше, простиравшейся у меня за спиной, но вдруг откуда-то из дальнего
далека, из туманов, вышел, широко шагая, человек а темной одежде.
Бессчетные миллионы людей за последние сто лет видели, как этот человек
махал им с незнакомых морей, и, слыша над волнами свои имена, крича его
имя в ответ, бежали на зов.
- Господин Верн! - крикнул я. - Жюль Верн!
И вскоре мы уже шагали молча вместе по берегам, которых еще не
коснулась цивилизация.
- Отказываюсь верить, - заговорил наконец Жюль Верн. - Вы отправились в
такую даль взять у меня интервью, и это только потому, что сейчас
пятидесятая годовщина моей смерти? Да этого быть не может! На чем Вы сюда
добрались? Ваша пишущая машинка - это ваша Машина Времени? Ну что ж, у
нас, мертвых, тоже есть свои Машины Времени. У меня - мои книги; они
по-прежнему живые, они дышат и находятся в постоянном движении. Благодаря
им я путешествую во времени и знаю ваш тысяча девятьсот пятьдесят пятый
год, как вы знаете каждый год моей жизни. Но... ваш первый вопрос?
Я внимательно посмотрел на этого высокого, полного затаенного огня
человека, на его бороду и усы, которые не могли скрыть сильного рта,
правильных и твердых черт.
- Статью, которую я напишу, пожалуй, следует озаглавить так! "Жюль Верн
предсказывает будущее: 1955-2005", - сказал я.
Жюль Верн остановился как вкопанный.
- Я никогда не предсказывал будущее, я только предсказывал машины. Они
виделись мне в зачаточном состоянии и казались неизбежными. Я мог бы
предсказывать и машины вашего будущего. Но что касается людей и того, что
люди будут делать с машинами... Тут я могу только предполагать.
- Мой вопрос можно сформулировать так, - сказал я. - Если бы вы писали
сегодня, что бы вы написали?
Жюль Верн двинулся дальше. Туман рассеялся, небо казалось
густо-зеленым; мне чудилось, что сам океан подгоняет нас.
- Прежде всего, - сказал Жюль Верн, - я бы написал "Двадцать тысяч лье
под водой".
- Еще раз?
- Еще и еще, через пятьдесят, через сто лет с сегодняшнего дня! Да вы
только взгляните на море, оно по-прежнему остается тайной; что изменилось
со времен вашей войны между Севером и Югом? Разве не такое же глубокое
оно, как было, разве рассеялся царящий в нем мрак? Что в нем, мы не узнаем
и за тысячи лет. Мы раньше узнаем звезды.
- "Таинственный остров", его бы вы написали опять?
- Написал бы и "Плавающий город", и "Ледяной сфинкс", и "великолепное
Ориноко", и "Плавучий остров", и "На море", и "Путешествие к центру
Земли"! Ну а много ли вы знаете сейчас, в тысяча девятьсот пятьдесят пятом
году, о некоторых полярных областях, о некоторых районах джунглей Южной
Америки, о самых отделенных необитаемых островах самых далеких южных
морей? А стратосфера, она разве не остается и для вас огромным океаном, не
нанесенным еще ни на какие карты? Везде, где есть неизвестное, которое
должно стать известным, присутствую и я. В ваше время, как и в наше, я бы
не стал предсказывать будущее, а лишь писал бы о неуверенных и сл
