Брэдбери Рэй - Самое Прекрасное Время
РЭЙ БРЭДБЕРИ
Самое прекрасное время
Перевел с английского Л. ЖДАНОВ
Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время - век
мудрости, век безумия... пора света, пора тьмы... У нас было все впереди, у
нас впереди ничего не было..." Вам знакомы эти слова? Подождите, я объясню.
Это было летом 1929 года в Гринтауне, штат Иллинойс, и мне, Дугласу
Сполдингу, только что исполнилось двенадцать. Повсюду на зеленых лужайках, в
изнывающем от зноя летнем городке - ни хорошо, ни плохо, только жарко, жарко;
мальчишки, словно прилипшие к псам, и псы на мальчишках, как на подушках,
лежали под деревьями, и деревья убаюкивали их, а листва шелестела безнадежное:
"Больше Ничто Никогда Не Случится". Ничто в городе не шевелилось, лишь падали
прозрачные капли с огромной, величиной с гроб, глыбы льда на витрине скобяной
лавки. И не было в городе ни одного человека, кто бы не задыхался от жары,
кроме мисс Фростбайт, ассистентки разъезжего иллюзиониста. Вот уже три дня как
она выставлена в глыбе льда для всеобщего обозрения, вот уже три дня, если
верить молве, не дышит, не ест, не говорит. Мне казалось, что женщине
последнее должно быть особенно тяжело.
И все-таки в разгар этого томительно долгого полудня что-то случилось. Пес
вдруг весь подобрался и сел, прислушиваясь, и язык его висел, будто конец
небрежно повязанного красного галстука, а карие глаза остекленели, впитывая
даль. Где-то там у депо, среди жарких куч паровозного шлака, важно отдуваясь,
крича луженой глоткой, в волне дробного лязга на станцию въехал поезд. А я
лежал на земле у входа в подвал дедова дома и слышал далекие шаги, они
приблизились и застыли около объявления "Стол и Кров".
Я открыл глаза и увидел, как он поднимается вверх по ступенькам -
качающаяся трость и чемодан, длинные волосы, каштановые с проседью, и
шелковистые усы, и бородка клинышком - и ореол учтивости окружал его, словно
стайка птиц. На крыльце он остановился, чтобы обозреть Гринтаун.
Может быть, он слышал вдали пчелиное гудение парикмахерской, где мистер
Винески, который вскоре станет его врагом, с видом пророка щупал бугристые
головы клиентов и жужжал своей электромашинкой. Может быть, он слышал, как
вдали, в пустующей библиотеке, по хрупким солнечным лучам скользила вниз
золотистая пыль, а в закутке кто-то скрипел и постукивал и опять и опять
скрипел чернильным пером: тихая женщина словно одинокая большая мышь в норе.
Она тоже войдет в его жизнь. Да, возможно, он слышал то, чему суждено было
стать частью его жизни. А пока незнакомец отвернулся от Будущего и увидел
Настоящее, увидел, как мы с Псом привстали, глядя на него, гостя из Прошлого.
- Диккенс! Меня зовут Чарльз Диккенс! - сказал он и помахал нам рукой.
Дверь захлопнулась. Он был внутри, рядом с бабушкой, и расписывался в
книге постояльцев, и я тоже хлопнул дверью и, затаив дыхание смотрел на имя,
которое он так четко выводил на бумаге.
- Чарльз Диккенс, - по слогам разобрала бабушка. За всю свою жизнь она не
прочла ни одной книги. - Красивое имя.
- Красивое?! - воскликнул я. - Разрази меня гром! Это великое имя! Но я
был уверен...
Приезжий, ему было лет под шестьдесят, повернулся и посмотрел на меня, и
глаза у него были такие же ласковые, как у Пса.
- Я думал, что вы...
- Что я... умер? - Чарльз Диккенс рассмеялся. - Ничего подобного!
Жив-здоров! И очень рад встретить здесь читателя, и почитателя, и знатока!
И вот мы идем наверх, бабушка несет чистое постельное белье, я несу
чемодан, а навстречу нам
