Ван Вогт Альфред - Сон Ясновидящей
Альфред Ван Вогт
Сон ясновидящей
Разбудил Сталвига душераздирающий крик, пронзивший кромешную темноту ночи.
Он решил, наверное, как и любой другой житель этого древнего разрушающегося со
временем города, что услышал вопль очередной жертвы ночного мародерства,
случающегося время от времени в Лабиринте. Дикий крик нарастал, приближался и
вот уже почти достиг его жилища, его оранжереи-теплицы на втором этаже,
когда...
Сознание как бы отключилось, а затем из мрака мучительных рефлексий и
угрызений совести пришло понимание происшедшего.
Опять, уже в который раз!
Ставший привычным для него ночной кошмар возникал, видимо, в том укромном
уголке его подсознания, где хранилось не до конца осознанное воспоминание,
которое, возможно, было не совсем реальным. А началось все в ту самую ночь,
три года и четыре месяца тому назад, когда услышал он в полусне предсмертный
крик своего отца. Вот и сейчас, сидя на краю постели, он вновь и вновь, в
который раз, с непроходящим чувством вины, возвращался к одной и тон же мысли:
- Если б я тогда, в тот самый момент, вошел к нему и все выяснил!
Лишь утром обнаружил он труп отца, с жестоко перерезанным горлом и
вызывающей ужас предсмертной гримасой на лице. Недоумение вызывало то, что не
было видно никаких видимых следов борьбы или сопротивления при этом. Дело в
том, что в свои пятьдесят лет его отец являл собой, с точки зрения искусства
целителя, в которой успешно практиковали как отец, так и сам Альтен, образец
физического здоровья. И на следующий день после смерти беспомощно
распростертое тело отца выглядело таким же сильным и мощным, как тело его
тридцатилетнего сына.
Постепенно живые картины воспоминаний о прошлом несчастье стирались в его
сознании. Откинувшись на спину, Сталвиг удобно разлегся на овечьих шкурах,
которыми потом и укрылся. В нескончаемой тьме ночи прислушивался он к порывам
ветра, сотрясавшим стены его теплицы, всего его жилища. Какой сильный ветер!
Сталвиг чувствовал, как ходуном ходит вся его спальня. Прошло еще какое-то
время, Сталвиг начал дремать, когда услышал где-то в отдалении чей-то
сдавленный крик - опять кого-то убивали в этом городе?
Странным образом эта мысль подействовала на него успокаивающе. Она привела
его внутренний мир в относительное согласие с реалиями мира внешнего. Что
поделаешь, именно здесь, в Санктуарии еженощно и ежечасно жизнь человеческая
обрывается с той же легкостью и резкостью, с какой задувается пламя свечи.
В эти ранние предутренние часы он мог позволить себе расслабиться и не
думать о непременной целесообразности чего бы то ни было, шла ли речь об этих
темных, грязных, пыльных, насквозь продуваемых ветрами улицах, или вспоминал
он о том своем печальном сне, который оказался для него таким шокирующим
откровением.
Да не будет он ничего с этим делать, вот сейчас он повернется и...
Он вдруг проснулся, как от толчка. Давно уже рассвело, а во входную дверь
его квартиры кто-то барабанил с улицы.
- Сейчас, сейчас, - поспешил крикнуть он.
Ему потребовалось несколько минут на то, чтобы высвободиться из ночного
одеяния и облачиться в тунику, профессиональный халат лекаря, сунув ноги в
шлепанцы.
И вот он уже торопливо проходит по залитой ярким солнечным светом теплице
и оказывается в полутемной прихожей с тяжелой плотной дверью, в которой
проделано небольшое отверстие на уровне рта человека.
Приблизив свои губы к этой разговорной трубке, Сталвиг спросил:
- Кто там?
И услышал в ответ женский голос:
- Это я, Иллира! Я
