Вейнбаум Стенли - Миры 'если'
Стенли Вейнбаум
МИРЫ "ЕСЛИ"
Перевод И. Невструева
По пути в аэропорт Стэйтен Айленд я остановился, чтобы
позвонить, и это было ошибкой, потому что иначе я бы успел.
Впрочем, чиновник вел себя вежливо.
- Мы задержали для вас корабль на пять минут, - сказал
он. - Это все, что мы можем сделать.
Я бросился обратно к такси, которое вырвалось на третий
уровень и проскочило Стэйтен Бридж, как комета, несущаяся по
стальной дуге радуги. Вечером, а точнее, ровно в восемь, мне
нужно было оказаться в Москве, на объявлении победителя в
конкурсе на строительство Уральского Туннеля. Советское пра-
вительство желало присутствия представителей всех предприя-
тий, предложивших свои услуги, но моей фирме следовало поду-
мать, прежде чем посылать меня, Диксона Уэллса, несмотря на
то, что Корпорация Н.Дж.Уэллса - это, можно сказать, мой
отец. У меня заслуженная репутация вечно опаздывающего; пос-
тоянно случается что-то, не позволяющее мне явиться куда-ни-
будь вовремя. Причем это всегда не моя вина; на сей раз это
была случайная встреча с моим бывшим профессором физики,
старым Хэскелем ван Мандерпутцем. Я не мог просто сказать
ему "добрый день" и "до свидания", в академическом 2014 году
я был его любимым студентом.
Разумеется, я не успел на лайнер. Я все еще сидел в такси
на Стэйтен Бридж, когда услышал грохот катапульты, и над го-
ловой пролетела советская ракета "Байкал", подобно трассиру-
ющей пуле, тащившая за собой хвост пламени.
В конце концов мы выиграли этот конкурс; фирма телексом
известила нашего человека в Бейруте, и тот полетел в Москву,
однако это не поправило моей репутации. Впрочем, я почувс-
твовал себя значительно лучше, прочтя вечерние газеты: "Бай-
кал", летевший вдоль северного края восточного коридора,
чтобы избежать встречи с бурей, задел крылом британский
транспортник, и из его пятисот пассажиров осталось в живых
не более сотни. Еще немного, и опоздание в Москву стало бы
последним в моей жизни.
Я договорился со стариком Мандерпутцем встретиться на
следующей неделе. Кажется, он перебрался в Нью-Йорк на долж-
ность декана Отдела Новой Физики; новой, то есть основанной
на теории относительности. Он заслуживал этого - если в мире
есть гении, старикан был одним из них, и я, даже восемь лет
спустя после защиты диплома, помнил из его лекций больше,
чем из значительно большего числа занятий по математике, па-
рам и газам, механике и прочим опасностям, подстерегающим
инженера на пути к диплому. Короче говоря, во вторник вече-
ром я оказался у него, опоздав на час или около того, если
честно, я вспомнил о встрече только поздно вечером.
Профессор Мандерпутц что-то читал, сидя в комнате, в ко-
торой, как всегда, царил беспорядок.
- Гм! - буркнул он. - Я вижу, меняются времена, но не
привычки. Ты был хорошим студентом, Дик, но, насколько я
помню, всегда приходил к середине лекции.
- Как раз перед этим у меня была лекция в Восточном Кор-
пусе, - объяснил я, - и я никогда не успевал вовремя.
- Ну так самое время научиться этому! - проворчал профес-
сор, и глаза его заблестели. - Время! - выкрикнул он. - Са-
мое пленительное слово в каждом языке. В первую же минуту
нашего разговора мы употребили его пять раз, поняв друг дру-
га, а между тем наука только начинает постигать его значе-
ние. Наука? Точнее сказать - я начинаю.
Я сел.
- Вы и наука для меня синонимы. Разве не вы один из самых
выдающихся физиков мира?
- Один! - фыркнул он. - Один из многих, а? И кто же эти
остальные?
- Ну...
