Гари Ромен - Стена
Ромен Гари
Стена
(Святочный рассказ)
Перевод с французского И.Макарова
В клубе мой друг доктор Рэй уселся передо мной в одно из тех старых
клубных кресел, в которых достойно проводили время столько именитых
англичан. Мы расположились в углу у огня, но не слишком близко, как раз
так, чтобы было не слишком жарко, а приятно тепло.
- И что же? Ничего? - заботливо спросил меня доктор.
- Ничего, - ответил я, - вот уже две недели, как передо мной стена...
Я пришел встретиться со старым другом, чтобы он рассказал мне одну из
тех чудесных историй, которые пробуждают энергию, внушают оптимизм и
помогают собраться с мыслями. Приближался декабрь, и я обещал редактору
большой молодежной газеты рождественскую сказку, одну их тех поучительных и
красивых историй, которые моя юная публика уже привыкла ждать от меня к
праздникам.
Обычно, когда подходит Рождество, я всегда нахожу милую и нежную
историю, это выходит у меня совершенно естественно, когда вечера такие
длинные, а витрины магазинов светятся и полны игрушек, уныло объяснял я
доктору, но на этот раз вдохновение меня, кажется, совсем покинуло...
Передо мной стена...
- Ну что ж... - Доктор смотрел задумчиво. - Я как будто нашел для вас
замечательный сюжет.
- Какой?
- ...Стена... Я не хочу ничего предписывать вам как врач, тем более
что здесь, в клубе, я не веду приема, если захотите какую-нибудь дурацкую
пилюлю, прошу пожаловать ко мне в клинику, это будет вам стоить пять гиней,
а сейчас я могу рассказать вам совершенно правдивую историю, действительно
о стене - ив прямом, и в переносном смысле.
Это случилось в одну из тех ледяных ночей накануне дня святого
Сильвестра, когда сердца людей сжимаются от невыносимой необходимости любви
и дружбы, тепла и чуда. А произошло вот что.
Я начинал свою практику, был прикреплен к Скотленд-Ярду в качестве
судебного врача, и нередко среди ночи меня поднимали с постели к
какому-нибудь бедолаге, которого ничто уже не могло разбудить. Был желтый,
тусклый декабрьский рассвет - а лучше в Лондоне и не бывает, - меня позвали
засвидетельствовать смерть в одном из страшных меблированных домов на
Графском дворе - нет нужды вам описывать, как там все отвратительно и
печально. Я присутствовал при освидетельствовании тела молодого студента,
юноши лет двадцати, который накануне ночью повесился в одной из тех жалких
комнатушек, где, чтобы включить отопление, нужно бросить шиллинг в щель
газового автомата. В комнате было смертельно холодно, я сел за стол
составлять свидетельство, и на глаза мне попалось несколько листов бумаги,
исписанных нервным почерком. Я взглянул на них, потом стал читать с
неожиданным вниманием. Несчастный молодой человек оставил нам подробные
объяснения своего отчаянного поступка. Разумеется, он жестоко страдал от
приступа острого одиночества. У него не было ни семьи, ни друзей, ни денег.
Приближалось Рождество, и все его существо страстно желало нежности, любви,
счастья и... и здесь история, собственно говоря, и завязывается. В соседней
комнате жила молодая девушка, он с ней не был знаком, но встречал иногда на
лестнице... И "ее ангельская красота" - вы узнаёте этот юношески пылкий
стиль - поразила его в самое сердце. И вот, когда он боролся со своим
отчаянием и тоской, он услышал за стеной, в комнате своей соседки некие
звуки, какой-то шорох, скрип, стоны, которые он в своем последнем письме
определил как "характерные", природу их нетрудно было угадать. Вероятно,
эти шумы продолжались непрерывно, пок
