Голсуорси Джон - Фриленды
Джон Голсуорси
Фриленды
Перевод с английского Е. Голышевой.
Свобода - торжественный праздник
Р. Бернс
ПРОЛОГ
Как-то в начале апреля в Вустершире по единственной полосе земли, не
поросшей травой, медленно двигался человек и сеял плавными взмахами сильной
загорелой волосатой руки; роста он был высокого и широк в плечах. На нем не
было ни куртки, ни шляпы; полы расстегнутой безрукавки, надетой поверх
ситцевой рубахи в синюю клетку, хлопали по перетянутым поясом плисовым
штанам, цветом своим напоминавшим его квадратное светло-коричневое лицо и
пыльные волосы. Взгляд у него был грустный, рассеянный и в то же время
напряженный, как у больных падучей, губы мясистые, и, если бы не тоскливое
выражение глаз, лицо могло бы показаться грубым и чуть ли не животным. Его
словно угнетала царящая вокруг тишина. На фоне белесого неба темнели
окаймлявшие поле вязы с едва распустившейся листвой. Весна была ранняя, и
легкий ветерок уже нес запахи земли и пробивающихся трав. На западе высились
зеленые Молвернские холмы, а неподалеку, в тени деревьев, стоял длинный
деревенский дом из выветрившегося кирпича, повернутый фасадом на юг. И во
всем этом зеленом мире не было видно ничего живого, кроме сеятеля да
нескольких грачей, перелетавших с вяза на вяз. А тишина стояла какая-то
особенная, задумчивая, покойная. Поля и холмы будто посмеивались над жалкими
стараниями человека их покалечить, над царапинами дорог, канав и поднятой
плугом земли, над шаткими преградами стен и живой изгороди, - зеленые
просторы и белое небо словно сговорились не замечать слабых людских усилий.
Как одиноко было вокруг, как глубоко было все погружено в басовое звучание
тишины, слишком величественное и нерушимое для любого смертного!
Шагая поперек изрезанного бороздами поля, сеятель все кидал свои зерна
в бурый суглинок, но вот наконец он швырнул последнюю горсть семян и замер.
Дрозды еще только запевали вечернюю песню, - ее радостные переливы надежнее
всего на свете сулят вечную юность земле. Человек поднял куртку, накинул ее
на плечи, повесил на спину плетеную сумку и зашагал к обсаженной вязами
дороге, которая поросла по краям травой.
- Трайст! Боб Трайст!
У калитки обвитого зеленью дома, стоявшего в фруктовом саду высоко над
дорогой, его окликнул черноволосый юноша с легким загаром на лице; рядом с
ним была девушка с курчавыми каштановыми волосами и румяными, как маки,
щеками.
- Вас предупредили о выселении?
Великан медленно ответил:
- Да, мистер Дирек. Если она не уедет, придется уходить мне.
- Какая подлость!
Крестьянин мотнул головой, словно хотел что-то сказать, но так ничего и
не выговорил.
- Пока подождите, Боб. Мы что-нибудь придумаем.
- Вечер добрый, мистер Дирек. Вечер добрый, мисс Шейла, - произнес
крестьянин и пошел своей дорогой.
Юноша и девушка тоже ушли. Вместо них к калитке подошла черноволосая
женщина в синем платье. Казалось, она тут стоит без всякой цели; быть может,
это была особая вечерняя церемония, какой-то ритуал, вроде того, что
выполняют мусульмане, заслыша крик муэдзина. И если бы кто-нибудь ее увидел,
то не понял бы, на что устремлен взор ее темных, горящих глаз, глядевших
поверх белых, окаймленных травою пустынных дорог, которые тянулись между
высоких вязов и зеленых полей. А дрозды заливались песней, призывая всех
убедиться, какая юная, полная надежд жизнь расцветает в этом уголке сельской
Англии...
ГЛАВА I
Майский день на Оксфорд-стрит. Феликс Фриленд, чуть-чуть опаздывая,
спешит из Хемпстеда к св
