Грабб Дэвис - Чемодан Из Конского Волоса
Дэвис Грабб
Чемодан из конского волоса
Лихорадка охватила Мариуса, как облако теплого речного тумана. Или словно
благословенная пустота, какой он представлял себе смерть. Так он лежал уже
неделю в большой угловой комнате. В нем бушевал и кипел тиф.
Мэри Энн была послушной женой. Она приходила и заставляла его принимать
лекарства и стояла в изножии медной кровати, когда приходил врач, сжимая и
разжимая свои тонкие пальцы. Порой меж горячих, тяжелых век Мариус видел ее
бледное лицо и губы, шепчущие молитву. Вот она, дура, тупая, суеверная дура,
на которой он женился пять лет назад... Он думал об этом даже в глубоком,
беспокойном бреду.
- Ты ведь хочешь, чтобы я умер, - сказал он ей однажды утром, когда она
пришла с лекарством. - Ты ведь хочешь этого, а?
- Мариус! Не смей так говорить!
- А ведь это правда, - продолжал он, слыша, как его голос раздается за
мили от него, на самом краю пикейного одеяла. - Ты хочешь, чтобы я умер. Но я
не умру! Я собираюсь выздороветь, Мэри Энн. Я не собираюсь умирать. Ты
разочарована?
- Нет! Нет! Это неправда!
Сейчас, даже не видя ее лица сквозь горячую дымку лихорадки, он мог
слышать, как она плачет, всхлипывая и вздрагивая, с прижатыми ко рту кулаками.
Дура.
На восьмое утро Мариус проснулся, полный странного огненного сияния, будто
вся его плоть была из стекла, еще не остывшего от печи. Он знал, что болезнь
приближается к кризису, и все же в нем не было мрака и ослепления. Все было
ясно и отчетливо. Красный галстук, висевший на уголке настольного зеркала, был
словно пламя. Он мог слышать самые тихие шорохи из кухни внизу: хруст
ломавшейся в пальцах Мэри Энн спички звучал, словно пистолетный выстрел за
окном спальни. Это было наслаждением.
Мариус даже подумал на секунду, что он умер. Но если это смерть, она
намного приятней того, что он представлял себе. Он мог подняться с кровати без
малейшего признака слабости, мог протянуть руку, мог даже пройти сквозь
крепкую дверь в холл наверху. Он подумал, что было бы забавно спуститься на
цыпочках вниз, напугать Мэри Энн, потом, уже на лестнице, он сообразил, что
она не сможет его увидеть...
Он услышал, как она выходит из кухни с лекарством для него, и придумал
шутку покрасивее. Со скоростью мысли Мариус опять вернулся в свое тело под
одеялом. Мэри Энн вошла в спальню с большими испуганными глазами.
- Мариус, - шепнула она, нагибаясь над ним и поглаживая его горячий лоб
прохладными тонкими пальцами. - Мариус, тебе лучше?
Он открыл глаза, будто просыпаясь.
- Я вижу, - сказал он, - что ты передвинула пианолу к северной стене
гостиной.
Глаза Мэри Энн расширились, и стакан с желтоватой жидкостью мелко задрожал
на подносике.
- Мариус!.. - прошептала она. - Зачем ты вставал? Ты убьешь себя! С таким
жаром...
- Нет, - слабо сказал Мариус, слыша собственный голос будто из другой
комнаты. - Я не вставал с постели, Мэри Энн.
Его веки поднялись, и он увидел ее лицо - круглое, бледное, недоверчивое.
Она быстро опустила подносик с лекарством на прикроватный столик.
- Но как тогда?.. - сказала она. - Мариус, откуда ты знаешь?
Мариус слабо усмехнулся и закрыл глаза, ничего не сказав, оставив вопрос
без ответа. Пусть подрожит и поразмышляет. Хоть вечно, если потребуется. Ведь
она такая дура!
* * *
Так это началось. И было это так легко, что он часто удивлялся, почему не
обнаружил этого явления раньше.
Через несколько часов лихорадка обернулась реками горячего пота, и к среде
Мариус уже мог сидеть в кресле у окна и смотреть, к
