Гуэрра Тонино - Пылевая Буря (Фрагменты)
Тонино Гуэрра
Пылевая буря (фрагменты)
Пер. с итал. - Г.Смирнов, Е.Молочковская, Е.Дмитриева.
ЧЕРНОЕ ДЕРЕВО
В Узбекистане нередко попадаются такие утесы - бурые и белые. Здесь,
под Самаркандом, они высятся над долиной с фруктовыми садами; люди
приходили сюда и в надежде на чудо привязывали лоскутки материи к ветвям
священных деревьев или кустов тамариска, растущих на берегу озерца, на
самой границе с пустыней. Женщины возносили мольбы ниспослать им сына и
целыми днями бродили по кишащей скорпионами земле, укрываясь иногда в тени
одиноко торчащих камней или покрытых пылью кустарников. Подчас и мужчины
добирались до священных деревьев, чтобы замолвить словечко за попавшего в
беду родственника или испросить еще невесть какую милость. Ведь для этого
достаточно было привязать к одной из бесчисленных веток лоскуток твоей
одежды и полежать немного под деревом. Бывали дни, особенно в годы войн и
поветрий, когда деревья эти так густо покрывались обрывками материи, что
казалось, будто они зацвели.
Самой большой любовью был окружен большой карагач. Он остался совсем
без листьев: их оборвали руки жаждущих милосердия, чтобы на их месте
привязать свой лоскуток. Дерево возвышалось в ущелье, всего в нескольких
метрах от двух утесов, отделяющих пустыню от абрикосовых садов. Один утес
бурого, другой - белого цвета. В сумерках их обдувал ветер, проникавший
через ущелье в теплую влагу садов с напоенными солнцем плодами.
Паломники, прибывавшие сюда, чтобы испросить милость, писали свое
желание на кусочке ткани, который привязывали к ветке исполинского
карагача. Так что, когда ночью ветер колыхал лоскутки, написанные на них
слова чудесным образом превращались в звуки, слышимые за много километров.
И если написавший различал их, это означало, что его просьба будет
исполнена.
Атам-ака, добравшийся до священного дерева вместе с другими
странниками, тоже написал на тряпочке просьбу о ниспослании ему чуда. Это
были какие-то неразборчивые каракули, потому что старик неграмотен.
Женщины и девушки увидели, что Атам-ака написал что-то непонятное, и,
посовещавшись, предложили ему помочь. Но он отказался и сел на коврик,
который расстелил неподалеку. Какая-то старуха спросила, что он написал.
Он не промолвил ни слова и все не сводил глаз с дерева. Потом собрал свой
немудреный скарб, сложил его в мешок и тронулся в путь, кутаясь в
беловатый чапан [мужская одежда, наподобие фартука, обычно светлая],
подвязанный на поясе урама-бильбаком [платок, которым подвязывается у
пояса чапан].
Две ночи подряд легкий ветерок доносил в долину едва различимые звуки.
Это были слова, написанные на разных тряпицах. Невообразимая путаница
разрозненных просьб. Но на третью ночь подул сильный ветер, резко
встряхнувший ветви карагача и всколыхнувший лоскутки, которые защелкали
как бич, вытягиваясь в сторону фруктовых садов. Слова орехами сыпались в
воздухе. Они отчетливо раздались в долине, и люди высунулись в окна, чтобы
услышать озвученные ветром просьбы соседей, а прежде всего свои
собственные. В ту ночь погонщики верблюдов и чабаны слышали, как высоко в
небе, над их головами, летали чудеса, о которых просили они в лоскутных
записках. Каждое слово произносилось голосом того, кто его написал.
Послышался и голос Атам-аки, усиленный ветром. Старик жаловался на то, что
устал жить, и молил о смерти. Именно это он и хотел сказать своими
каракулями. Тогда многие вышли из глиняных мазанок, из дворов, где они
спали на своих сопа [деревянная лежан
