Данте Алигьери - Пир, Трактаты
Данте Алигьери
Пир. Трактаты
ТРАКТАТ ПЕРВЫЙ
I. Как говорит Философ1 в начале Первой Философии2, все люди от природы
стремятся к познанию. Причина этому та, что каждое творение, движимое
предначертанием своей первоначальной природы, имеет склонность к
собственному совершенству; и так как познание есть высшее совершенство нашей
души и в нем заключено наше высшее блаженство, все мы от природы стремимся к
нему. Тем не менее многие лишены благороднейшей способности
совершенствоваться по разным причинам, которые, как внутри человека, так и
вне его, отвращают его от научного призвания. Внутри человека могут быть
изъяны и помехи двоякого рода: одни -- со стороны тела, другие -- со стороны
души. Со стороны тела -- когда его части не обладают должным
предрасположением, почему оно и не может ничего воспринять, как это бывает у
глухих, немых и им подобных. Со стороны души -- когда в ней преобладает зло,
почему она и становится приспешницей порочных наслаждений, которые настолько
ее обманывают, что она из-за них презирает все на свете. Равным образом и
вне человека можно обнаружить две причины, одна из которых приводит к
вынужденному уходу от источников знаний, а другая -- к небрежению ими.
Первая -- это семейные и гражданские заботы, приковывающие к себе, как и
полагается, большую часть людей, которые поэтому и не могут пользоваться
досугом для размышлений. Другая -- это непригодность к занятиям в том месте,
в котором человек родился и вырос, ибо в нем иной раз не только никакой
Высшей школы не существует, но и никого из ученых людей даже издали не
увидишь.
Две из этих причин, а именно первая внутренняя и первая внешняя3, не
подлежат осуждению, но достойны извинения и прощения; остальные же две4,
хотя одна из них и в большей степени, чем другая, достойны порицания и
вызывают отвращение. Таким образом, для всякого внимательного наблюдателя
очевидно, что мало таких людей, которые способны были бы достигнуть всеми
желаемого призвания, и что едва ли можно исчислить тех неудачников, которые
всю свою жизнь жаждут этой пищи. О, сколь блаженны восседающие за той
трапезой, где вкушают ангельский хлеб5! И сколь несчастны те, кто питается
той же пищей, что и скотина! Однако поскольку каждый человек каждому другому
человеку от природы -- друг, а каждый друг скорбит о недостатках любимого,
постольку вкушающие пищу за столь высокой трапезой не лишены сострадания к
тем, кто у них на глазах бродит по скотскому пастбищу, питаясь травой и
желудями. А так как сочувствие -- мать благодеяний, то и познавшие всегда
щедро делятся своими добрыми богатствами с истинными бедняками, являя собой
как бы живой источник, чья вода утоляет ту природную жажду, о которой
говорилось выше. Я же не восседаю за благодатной трапезой, но, бежав от
корма, уготованного черни, собираю у ног сидящих толику того, что они
роняют. Я знаю о жалком существовании тех, кого я оставил за собою; вкусив
сладость собранного долгими моими трудами, я проникся состраданием к этим
несчастным и, памятуя об оставленных, приберег для них некогда обнаруженное
их взорами и возбудившее в их душах большое желание. Посему, стремясь ныне
им услужить, я намереваюсь задать всеобщее пиршество из того хлеба, который
необходим для такой снеди и без которого они не смогли бы ее отведать. А это
и есть пир, достойный этого хлеба и состоящий из такой снеди6, которая, как
я надеюсь, будет подана не напрасно. И потому пусть не садится за это
пиршество тот, у кого органы к тому
