Де Мопассан Ги - Жюли Ромен
Ги ДЕ МОПАССАН
ЖЮЛИ РОМЕН
Два года назад, весной, я много бродил пешком по побережью
Средиземного моря. Идти по дороге широким шагом и думать... Что может быть
приятнее? Идешь вдоль гор, по берегу моря, под ярким солнцем, овеваемый
ласковым ветром! И мечтаешь! Сколько обманчивых грез, любовных переживаний
и всевозможных приключений промелькнет в душе, увлеченной мечтами, за два
часа пути! Сколько смутных, но радостных надежд вливается в грудь вместе с
теплым и чистым воздухом; впиваешь их в дуновении бриза, сердце томит жажда
счастья, а от прогулки разыгрывается аппетит. Мысли же, быстрые,
пленительные мысли, проносятся и поют, как птицы.
Итак, я шел длинной дорогой, которая ведет из Сен-Рафаэля в Италию,
вернее, шел мимо сменяющихся великолепных декораций, как будто созданных
для сценического обрамления всех любовных поэм на земле. И размышлял я о
том, что от Канна, где царит тщеславие, и до Монако, где царит рулетка, в
эти края приезжают лишь для того, чтобы пускать пыль в глаза или
разоряться, и под этим прекрасным небом, в этом саду цветущих роз и
апельсиновых деревьев, люди выставляют напоказ свое пошлое чванство, глупые
претензии, низкие вожделения, обнажая натуру человеческую во всем ее
раболепии, невежестве, наглости и алчности.
И вдруг на берегу очаровательной бухты, какие тут встречаются за
каждым изгибом горного кряжа, я увидел у самого моря несколько вилл -
четыре или пять, не больше, а позади них по двум глубоким лощинам
далеко-далеко тянулся дремучий ельник, и, казалось, не было там ни дорог,
ни тропинок, ни хода, ни выхода. Перед одной из этих вилл я остановился как
вкопанный: уж очень хорош был белый домик с темными панелями, до самой
кровли затянутый вьющимися розами.
А сад! Живой ковер из цветов всех размеров и всевозможной окраски,
перемешанных в изысканном и кокетливом беспорядке. Газон пестрел цветами; у
каждой ступеньки крыльца, слева и справа, возвышался целый сноп цветов; по
ослепительно белому фасаду свисали из окон синие и желтые гроздья, а
каменную балюстраду, украшавшую кровлю, обвивали гирлянды крупных красных
колокольчиков, алевших, как пятна крови.
За домиком виднелась длинная аллея цветущих апельсиновых деревьев,
доходившая до самой горы.
На воротах я прочел надпись небольшими золотыми буквами: "Вилла
"Минувшие дни".
Я спрашивал себя: какой поэт или какая фея живет здесь, какой
вдохновенный отшельник открыл этот уголок и создал сказочный домик, словно
сам собою выросший посреди букета цветов?
Поодаль рабочий дробил на дороге щебень. Я спросил у него, кому
принадлежит это сокровище. Он ответил:
- Госпоже Жюли Ромен.
Жюли Ромен... Когда-то, еще в детстве, я очень много слышал о великой
актрисе Жюли Ромен, сопернице Рашели.
Ни одной женщине не рукоплескали так, как ей, ни одну столько не
любили, как ее, - да, главное, любили! Как много было из-за нее дуэлей,
самоубийств и нашумевших похождений!
Но сколько же теперь лет этой обольстительнице? Шестьдесят, семьдесят,
семьдесят пять? Жюли Ромен! Она здесь, в этом домике! Женщина, которую
обожали самый великий музыкант и самый утонченный поэт нашей страны! Я
помню, как взволновал всю Францию (мне было тогда двенадцать лет) ее бурный
разрыв с музыкантом и бегство в Сицилию с поэтом.
Она уехала вечером, после премьеры какого-то спектакля, когда весь зал
аплодировал ей целых полчаса и вызывал ее одиннадцать раз подряд; она
уехала с поэтом в дормезе, как тогда ездили; они переплыли на пакетботе
море, чтобы уедин
