Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Де Мопассан Ги - Туан


Ги ДЕ МАПАССАН
ТУАН
Глава 1
Его знали все на десять миль в окружности - дядю Туана, толстяка
Туана, Туана-Моя-Водочка, Антуана Машбле, по прозвищу Жженка, кабатчика из
Турневана.
Он прославил и всю деревеньку, приютившуюся в овраге, который
спускался к морю, - бедную нормандскую деревеньку из десяти крестьянских
домиков, окруженных деревьями и канавами.
Эти домишки укрылись в овраге, сплошь заросшем травой и кустами, за
поворотом, от которого и сама деревушка получила название Турневан
. Казалось,
домики прятались в этой яме, как птицы в грозу прячутся в глубокие борозды,
прятались от морского ветра, от дыхания морских просторов, крепкого и
соленого, которое все разъедает, жжет, как огонь, сушит и убивает, как
зимние морозы.
А вся деревушка казалась собственностью Антуана Машбле, по прозвищу
Жженка, которого звали также и Туан-Моя-Водочка за то, что он постоянно
твердил одно и то же: "Моя водочка - лучшая во всей Франции".
"Водочкой" он называл, конечно, коньяк.
Уж двадцать лет поил он всю округу своей водочкой и жженкой, и каждый
раз, когда посетитель его спрашивал: "Чего бы мне выпить, дядя Туан?" - он
неизменно отвечал: "Жженки, зятек, она и нутро прогреет и мозги прочистит;
уж чего полезней для здоровья".
Еще была у него привычка звать всех и каждого "зятек", хотя ни одной
дочери - ни замужней, ни на выданье - он не имел.
Да и кто не знал Туана Жженку, первого толстяка во всем кантоне и даже
во всей округе! Его домишко казался до смешного низеньким и тесным для
такой туши; и когда его видели на пороге дома, где он, бывало, простаивал
целыми днями, то удивлялись, как это он пролезает в дверь. Входил же он
всякий раз, когда являлся кто-нибудь из потребителей, потому что
Туана-Моя-Водочка все обязательно угощали, какая бы ни ставилась выпивка.
На вывеске его кабачка значилось: "Свидание друзей", и дядя Туан
действительно был другом всем и каждому в здешних местах. Из Фекана и
Монвилье приходили повидаться с ним и повеселиться, слушая его, потому что
этот толстяк рассмешил бы и мертвого. Он умел подшутить над людьми так, что
они не сердились, умел так подмигнуть глазом, что все было понятно без
слов, умел так хлопнуть себя по ляжке в приливе веселья, что поневоле
разбирал смех. Поглядеть, как он пьет, и то было любопытно. Он мог пить
сколько угодно, лишь бы угощали, и его хитрые глаза светились радостью от
двойного удовольствия: во-первых, он угощался, а во-вторых, получал за это
самое денежки.
Местные шутники спрашивали его:
- А море ты выпил бы, дядя Туан?
Он отвечал:
- Отчего ж; только две причины мешают: во-первых, оно соленое, а
во-вторых, не в бутылки же его разливать; а ведь с моим брюхом из такой
чашки не напьешься.
А как он ругался с женой! Это надо было послушать. Такая получалась
комедия, что никаких денег не жалко. Тридцать лет они были женаты и все
тридцать лет переругивались каждый день. Но дядя Туан шутил, а его старуха
злилась. Это была высокая плоскогрудая крестьянка с длинными, худыми, как у
цапли, ногами и сердитыми совиными глазами. Она разводила кур во дворе
позади кабачка и славилась умением откармливать домашнюю птицу.
Если в Фекане у кого-нибудь из господ обедали гости, то к столу
обязательно подавали откормленную мамашей Туан птицу, - без этого и обед
был не в обед.
Но характер у нее был скверный: вечно она была не в духе, сердилась на
всех вообще, а на своего мужа особенно. За его веселость и за то, что его
все любили; за здоровье и за толщину. Она чест





Содержание раздела