Дэниелз Лаура - Свет Любимых Глаз
СВЕТ ЛЮБИМЫХ ГЛАЗ
Лаура ДЭНИЕЛЗ
Анонс
Можно ли простить любимому человеку предательство? Нет, нет и еще раз нет! - думает Люччи, в который раз прокручивая в голове историю своих взаимоотношений с Арни.
Горечь взаимных обид, непонимание, ревнивое недоверие, бурные взрывы несогласия - все это привело их к разрыву.
Но перед любовью, если это действительно любовь, человек беззащитен, и Люччи и Арни не исключение...
1
Ненавижу Льюисов! - вертелось в ноющей голове Люччи Кауфман. Ненавижу Льюисов!
Она отчаялась вспомнить, откуда в ее воспаленном мозгу взялось это навязчивое словосочетание. Но каким бы дурацким оно ни казалось, все-таки в каком-то смысле помогало не думать о главном - о том, от чего запросто можно сойти с ума.
Люччи в который раз прошлась из угла в угол по гостиной, уют которой представлялся ей сейчас, когда потеряно самое драгоценное и утрачен смысл жизни, почти оскорбительным. Затем она остановилась, глядя себе под ноги, но ничего не различая.
Ненавижу Льюисов! - вновь проплыло в ее голове.
Люччи принялась массировать виски кончиками пальцев, как будто это способно было помочь избавиться от мучительной ноющей боли, терзавшей ее вот уже двенадцатый день. Но если не действовали таблетки, то какую пользу мог принести обыкновенный массаж?
Тем не менее Люччи продолжала машинально давить на виски и, пока занималась этим, постепенно осознала, что вновь стоит в самом центре неброского рисунка, украшавшего лежавший на полу гостиной толстый дорогой ковер. Уже не первый раз ловила она себя на подобном действии. Ноги будто сами несли ее к основной части узора, хотя, разумеется, двигало ими подсознание, стремившееся любым способом уладить ситуацию.
За нынешний день Люччи, наверное, уже раз пятый оказывалась на этом участке ковра, и приводила ее сюда суеверная мысль, что, если она остановится именно здесь, все волшебным образом образуется и жизнь вернется в привычную колею.
Впервые обратив внимание на свое странное поведение, Люччи испугалась. На мгновение ей показалось, что она сходит с ума, что, впрочем, и немудрено было в ее нынешнем положении.
Потом, решив не усложнять жизнь новыми страхами, она подумала, что странным ее поведение может показаться лишь со стороны, причем человеку, который сам никогда не испытывал подобного ужаса. Сама же Люччи готова была ухватиться за что угодно - за любой воображаемый предмет или обстоятельство, включая пресловутую соломинку, - только бы дело сдвинулось наконец с мертвой точки.
Когда в мозгу Люччи возникло слово «мертвой», ее красивое лицо исказила болезненная судорога. Даже всего лишь входя в состав устойчивого фразеологического оборота, понятие смерти вызвало у нее сейчас столь обостренную реакцию, что она едва сдержала рыдания.
Правда, слез у нее почти не осталось, она выплакала их за минувшие дни. К нынешним, двенадцатым по счету суткам кошмара, Люччи могла лишь давиться сухим беззвучным плачем.
У нее не укладывалось в голове, что все это происходит с ней. Последние события воспринимались ею как кино. Возможно, таким образом проявлялся инстинкт самосохранения - неважно.
Главное, что в глубине души она надеялась на почти традиционный для голливудских кинофильмов хеппи-энд, счастливый конец.
Не исключено, что кто-то назвал бы подобное отношение к происходящему инфантильным, и, скорее всего, был бы прав, только для Люччи мнение посторонних не имело никакого значения. Разве способны они понять, что творится в ее душе? И вообще, судить других легче всего, а попробуй сам окажись в под
