Дю Морье Дафна - Синие Линзы
Дафна Дю Морье
Синие линзы
Перевод Г. Островской.
Наконец настал день, когда ей снимут повязку и поставят синие линзы.
Мада Уэст подняла руку к глазам и коснулась тонкой шероховатой ткани, под
которой слой за слоем лежала вата. Ее терпенье будет вознаграждено. Дни
переходили в недели, и она все лежала после операции, не испытывая
физических страданий, но томясь от погружающей все в неизвестность тьмы и
безнадежного чувства, что действительность, сама жизнь проходит мимо нее.
Первые дни ее терзала боль, но милосердные лекарства вскоре смягчили ее,
острота притупилась, боль исчезла, осталась лишь огромная усталость -
реакция после шока, как ее заверяли. Что до самой операции, она прошла
успешно. На все сто процентов. Перспектива была явно обнадеживающая.
- Вы будете видеть, - сказал ей хирург, - еще лучше, чем прежде.
- Откуда вы это знаете? - настаивала Мада Уэст, стремясь укрепить
тонкую ниточку веры.
- Мы обследовали ваши глаза, когда вы были под наркозом, - ответил он,
- и вторично, когда вам ввели обезболивающее средство. Мы не станем вас
обманывать, миссис Уэст.
Она выслушивала эти заверения два-три раза на день, но время шло, и ей
пришлось запастись терпеньем: теперь она упоминала о глазах, пожалуй, не
чаще, чем раз в сутки, и то не прямо, а стараясь застать "их" врасплох. "Не
выбрасывайте розы. Мне хочется на них посмотреть", - просила она, и дневная
сиделка проговаривалась, пойманная в ловушку: "Они завянут до того времени".
Это означало, что до следующей недели повязка снята не будет.
Определенные даты не упоминались никогда. Никто не говорил:
"Четырнадцатого числа этого месяца к вам вернется зрение". И она продолжала
свои уловки, делала вид, что ей все равно и она согласна ждать. Даже Джим,
ее муж, попадал теперь в разряд "они" вместе с персоналом лечебницы; она
больше ничего не рассказывала ему.
Раньше, давным-давно, она поверяла ему все свои страхи и опасения, и он
разделял их с ней. До операции. Тогда, страшась боли и слепоты, она
цеплялась за него и говорила, мысленно представляя себя беспомощной калекой:
"Что, если я навсегда потеряю зрение? Что тогда со мной будет?" И Джим,
тревога которого была не менее жгучей, отвечал: "Что бы ни случилось, мы
пройдем через это вместе".
Теперь, сама не зная почему, разве из-за того, что темнота утончила ее
чувства, Мада стеснялась обсуждать с мужем свои глаза. Прикосновение его
руки было таким же, как прежде, и поцелуй, и сердечный голос, и, однако, все
эти дни ожидания в ней набухало зернышко страха, что он, как и персонал
лечебницы, был к ней слишком добр. Доброта тех, кому что-то известно, по
отношению к тем, от кого это скрывают. Поэтому, когда наконец настал
долгожданный день и во время вечернего визита хирург сказал: "Завтра я
поставлю вам линзы", изумление пересилило радость. Мада Уэст не могла
промолвить ни слова, и врач вышел, прежде чем она успела его поблагодарить.
Неужели это правда и ее агония окончилась? Мада позволила себе
один-единственный, последний пробный шар, когда дневная сиделка уходила с
дежурства. "К ним надо будет привыкнуть, да? И сперва будет немного больно?"
- утверждение в форме беспечного вопроса. Но голос женщины, ухаживавшей за
ней в течение стольких тягостных дней, ответил: "Вы даже не почувствуете их,
миссис Уэст".
Ее спокойный, приветливый голос, то, как она перекладывала подушки и
подносила стакан к вашим губам, легкий запах французского папоротникового
мыла, которое она всегда употребляла, - все эт
