Камю Альбер - Между Да И Нет
Альбер Камю
МЕЖДУ ДА И НЕТ
Перевела Нора Галь (1974г.)
Если и вправду есть только один рай - тот, который потерян, - я знаю,
как назвать то неуловимое, нежное, нечеловеческое, что переполняет меня
сегодня. Скиталец возвращается на родину. А я - я предаюсь воспоминаниям.
Насмешка, упрямство - все смолкает, и вот я снова дома. Не стану твердить о
счастье. Все гораздо проще и легче. Потому что среди часов, которые я
возвращаю из глубины забвения, всего сохранней память о подлинном чувстве,
об одном лишь миге, который не затеряется в вечности. Только это во мне
настоящее, и я слишком поздно это понял. Мы любим гибкость движения, вид
дерева, которое выросло как раз там, где надо. И чтобы воскресить эту
любовь, довольно самой малости, будь то воздух комнаты, которую слишком
долго не открывали, или знакомые шаги на дороге. Так и со мной. И если я
тогда любил самозабвение, значит, был верен себе, ибо самим себе возвращает
нас только любовь.
Медлительные, тихие и торжественные возвращаются ко мне эти часы и все
так же захватывают, все так же волнуют, ибо это вечер, печальный час, и в
небе, лишенном света, затаилось смутное желание. В каждом вспомнившемся
движении я вновь открываю себя. Когда-то мне сказали: "Жить так трудно". И
я помню, как это прозвучало. В другой раз кто-то прошептал: "Самая горькая
ошибка - заставить человека страдать". Когда все кончено, жажда жизни
иссякает. Быть может, это и зовут счастьем? Перебирая воспоминания, мы все
их облекаем в одни и те же скромные одежды, и смерть предстает перед нами,
как старая выцветшая декорация в глубине сцены. Мы возвращаемся к самим
себе. Ощущаем всю меру своей скорби, и она становится нам милее. Да, быть
может, грусть былых несчастий и есть счастье.
Таков и этот вечер. В мавританской кофейне, на краю арабского города,
мне вспоминается не былое счастье, но некое странное чувство. Уже поздно.
На стенах, среди пальм о пяти ветвях, канареечно-желтые львы гонятся за
шейхами в зеленых одеяниях. В углу мигает ацетиленовая лампа. Но комнату
кое-как освещает открытая топка маленькой печки, выложенной зелеными и
желтыми изразцами. Пламя освещает середину комнаты, и я ощущаю на лице его
отблески. Передо мною распахнутая дверь, и за нею - залив. В углу сидит на
корточках хозяин и, кажется, смотрит на мой давно уже пустой стакан с
листиком мяты на дне. В кофейне ни души, внизу шумит город, вдали виднеются
огни над заливом. Мне слышно, как тяжело дышит араб, в сумраке поблескивают
его глаза. Глухой далекий шум - верно, море? Нескончаемые мерные вздохи
доносятся до меня - дыхание мира, непреходящее равнодушие и спокойствие
того, что не умирает. От крупных алых бликов огня изгибаются львы на
стенах. Становится прохладней. Над морем звучит сирена. Загораются огни
маяка: зеленый, красный, белый. И не смолкает мощное дыхание мира. Из
равнодушия рождается какая-то потаенная песнь. И вот я вновь на родине.
Думаю о мальчишке, что жил в бедном квартале. Тот квартал, тот дом... Всего
два этажа, и на лестнице темно. Еще и сейчас, после долгих лет, он мог бы
вернуться туда среди ночи. Он знал, что взбежит по лестнице единым духом и
ни разу не споткнется. Все его тело хранит на себе отпечаток того дома.
Ноги в точности помнят высоту ступеней. И ладонь помнит невольный страх
перед перилами, который так и не удалось одолеть. Потому что там водились
тараканы.
Летними вечерами рабочие выходят на балкон. А у мальчишки было только
крохотное оконце. Что ж, выносили из комн
