Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Конан Дойл Артур - Обряд Дома Месгрейвов


Артур Конан Дойл
Обряд дома Месгрейвов
В характере моего друга Холмса меня часто поражала одна странная
особенность: хотя в своей умственной работе он был точнейшим и аккуратнейшим
из людей, а его одежда всегда отличалась не только опрятностью, но даже
изысканностью, во всем остальном это было самое беспорядочное существо в мире,
и его привычки могли свести с ума любого человека, живущего с ним под одной
крышей.
Не то чтобы я сам был безупречен в этом отношении. Сумбурная работа в
Афганистане, еще усилившая мое врожденное пристрастие к кочевой жизни, сделала
меня более безалаберным, чем это позволительно для врача. Но все же моя
неаккуратность имеет известные границы, и когда я вижу, что человек держит
свои сигары в ведерке для угля, табак - в носке персидской туфли, а письма,
которые ждут ответа, прикалывает перочинным ножом к деревянной доске над
камином, мне, право же, начинает казаться, будто я образец всех добродетелей.
Кроме того, я всегда считал, что стрельба из пистолета, бесспорно, относится к
такого рода развлечениям, которыми можно заниматься только под открытым небом.
Поэтому, когда у Холмса появлялась охота стрелять и он, усевшись в кресло с
револьвером и патронташем, начинал украшать противоположную стену
патриотическим вензелем "V. R."1 выводя его при помощи пуль, я особенно остро
чувствовал, что это занятие отнюдь не улучшает ни воздух, ни внешний вид нашей
квартиры.
Комнаты наши вечно были полны странных предметов, связанных с химией или с
какой-нибудь уголовщиной, и эти реликвии постоянно оказывались в самых
неожиданных местах, например, в масленке, а то и в еще менее подходящем месте.
Однако больше всего мучили меня бумаги Холмса. Он терпеть не мог уничтожать
документы, особенно если они были связаны с делами, в которых он когда-либо
принимал участие, но вот разобрать свои бумаги и привести их в порядок - на
это у него хватало мужества не чаще одного или двух раз в год. Где-то в своих
бессвязных записках я, кажется, уже говорил, что приливы кипучей энергии,
которые помогали Холмсу в замечательных расследованиях, прославивших его имя,
сменялись у него периодами безразличия, полного упадка сил. И тогда он по
целым дням лежал на диване со своими любимыми книгами, лишь изредка
поднимаясь, чтобы поиграть на скрипке. Таким образом, из месяца в месяц бумаг
накапливалось все больше и больше, и все углы были загромождены пачками
рукописей. Жечь эти рукописи ни в коем случае не разрешалось, и никто, кроме
их владельца, не имел права распоряжаться ими.
В один зимний вечер, когда мы сидели вдвоем у камина, я отважился
намекнуть Холмсу, что, поскольку он кончил вносить записи в свою памятную
книжку, пожалуй, не грех бы ему потратить часок-другой на то, чтобы придать
нашей квартире более жилой вид. Он не мог не признать справедливости моей
просьбы и с довольно унылой физиономией поплелся к себе в спальню. Вскоре он
вышел оттуда, волоча за собой большой жестяной ящик. Поставив его посреди
комнаты и усевшись перед ним на стул, он откинул крышку. Я увидел, что ящик
был уже на одну треть заполнен пачками бумаг, перевязанных красной тесьмой.
- Здесь немало интересных дел, Уотсон, - сказал он, лукаво посматривая на
меня. - Если бы вы знали, что лежит в этом ящике, то, пожалуй, попросили бы
меня извлечь из него кое-какие бумаги, а не укладывать туда новые.
- Так это отчеты о ваших прежних делах? - спросил я. - Я не раз жалел, что
у меня нет записей об этих давних случаях.
- Да, мой дорогой





Содержание раздела