Корелли Мария - Варавва
ВАРАВВА
Мария КОРЕЛЛИ
Часть первая
Глава I
Догорал длинный, знойный южный день.
Тяжелая жара была невыносима. Земляные полы тюрьмы источали ядовитое зловоние, отравлявшее небольшое количество проникавшего с воли воздуха. Царил глубокий мрак.
Только тонкий светящийся лучик - скромный посланник пышущего жаром солнца - пробивался в одну из камер через небольшое отверстие вверху. Но свет раздражал узника, и он с проклятиями отворачивался, закрывал лицо скованными руками, кусая губы в бессильной злобе, пока рот не наполнялся кровью.
И хотя арестант часто впадал в такую ярость и смотрел на солнечный луч, мечом резавший плотный тюремный мрак, как на заклятого врага, светящийся столбик был не бесполезен узнику: по нему он судил о времени. Когда луч появлялся - начинался день, исчезал - и ночь вступала в свои права.
Существование в каменном мешке было мукой, каждый новый день не приносил ничего хорошего - заканчиваясь, он оставлял обитателя подземелья в еще большем, чем вчера, животном отупении. Но слепящий глаза свет мучительно напоминал о внешнем мире и не давал окончательно забыться.
Заключенный здесь человек выдержал бы сияние яркого восточного солнца в открытом пространстве - никто не бросит такого смелого взгляда па огненный шар, царящий в синеве неба! Но в смрадной темнице эта тоненькая струйка света, излучаемого дневным светилом, казалась узнику воплощением вызова и злой насмешки. Корчась на подстилке из грязной, трухлявой соломы, он отодвигался подальше, в темноту, проклиная и судьбу, и людей, и Бога.
Он был не один. В угол, где он ежился как дикий зверь, была вмурована железная решетка, граничащая с таким же каменным мешком. Через эту решетку к нему тянулась изможденная, грязная рука. Пошарив в темноте, рука наконец нашла и потянула край его рубища; слабый хриплый голос позвал:
Он погнулся быстрым, гневным движением. Цепи его зазвенели.
- Чего тебе?
- Про нас забыли, - простонал жалобный голос. - Я умираю от голода и жажды и проклинаю тот час когда связался с тобой...
Варавва молчал.
- Ты помнишь, - продолжал тот же голос, - какое сегодня число?
- Не все ли равно, - отозвался Варавва, - месяцы или годы прошли-с тех пор, как нас сюда заточили... А ты знаешь?
- Восемнадцать месяцев прошло со дня убийства фарисея, - ответил сосед. - Сейчас идет пасхальная неделя.
Варавва не выразил ни удивления, ни интереса.
- Помнишь ли ты обычай Пасхи? - продолжал невидимый собеседник. - Один преступник, выбранный народом, должен быть отпущен на свободу! Ах, если бы это был кто-то из нас! Если невинность - заслуга, то выбор падет на меня. Бог моих отцов свидетель, что мои руки не запачканы кровью...
Я фарисея не убивал... Немного золота - вот все, что я хотел...
- И разве ты его не взял? - прервал его Варавва. - Лицемер! Разве не ты ограбил фарисея, сняв с него все, до последнего украшения? Тебя схватили, когда ты зубами рвал с его руки золотой браслет. Не прикидывайся невинной овечкой!
Ты - злейший вор в Иерусалиме!
За решеткой послышалось рычание разъяренного зверя. Затем после некоторого молчания опять раздался стон.
- Весь день без пищи! И ни капли воды! Я скоро умру! Умру в темноте и смраде! Стенания переходили в визг.
- Туда тебе и дорога! - устало сказал Варавва. - Зато каждый, кто имеет золото, может спать спокойно!
- Ты демон, Варавва!
Через решетку просунулась сжатая в кулак рука. Потом бледное, искаженное злобой лицо притиснулось к прутьям.
- Клянусь, я буду жить хотя бы для того, чтобы дождаться того часа, когда тебя
