Корнуэлл Патриция - Жестокое И Странное
Патриция Корнуэлл
Жестокое и странное
перевод М. Жученкова
Пролог
Размышления проклятого, Спринг-стрит
Две недели до Рождества. Четыре дня до полной пустоты. Лежу на
железной койке и смотрю на свои грязные босые ноги, белый унитаз без
стульчака и на тараканов, ползающих по полу. При виде их я уже не
вскакиваю. Я просто наблюдаю за ними. А они - за мной.
Я закрываю глаза и размеренно дышу.
Я вспоминаю, как жарким днем ворошил сено и почти ничего не получал за
работу, потому что не белый. Мне снится, что я жарю в жестянке арахис и,
как яблоки, ем зрелые помидоры. Я представляю себя за рулем грузовика, с
мокрым от пота лицом, с мыслями о том, что покину это затхлое место.
Что бы я ни делал - ходил в туалет, сморкался или курил, - за мной
наблюдают охранники. Часов нет. Мне неизвестно, какая погода. Я открываю
глаза и вижу бесконечную унылую стену. Что должен чувствовать человек
незадолго до своего конца?
Похоже на грустную, грустную песню. Не знаю слов. Не могу вспомнить.
Говорят, это случилось в сентябре, когда небо напоминает скорлупу яичка
малиновки, а листья пылают ярким пламенем и падают на землю. Говорят, по
городу рыскал зверь. И вот стало тише.
Зверь не умрет, оттого что убьют меня. Ему помогает темнота, он алчет
плоти и крови. Когда тебе покажется, что ты в безопасности и нечего
озираться, тогда ты все же лучше оглянись, братишка.
Совершив один грех, не миновать другого.
Ронни Джо Уоддел
Глава 1
В тот понедельник, проносив с собой в записной книжке размышления
Ронни Джо Уоддела, я так и не видела солнца. Было еще темно, когда я утром
ехала на работу. Было уже темно, когда я возвращалась домой. В свете фар
кружились мелкие капли дождя, завершая картину угрюмо-туманного и очень
холодного вечера.
Я развела в гостиной огонь и представила себе виргинскую ферму,
зреющие на солнце помидоры и молодого чернокожего парня в душной кабине
грузовика. Неужели уже тогда в его голове рождались мысли об убийстве?
Размышления Уоддела были опубликованы в "Ричмонд таймс-диспетч", и вырезку
оттуда я хотела подколоть к его пухлому делу. Однако в дневной суматохе это
совершенно вылетело у меня из головы, и размышления так и остались лежать в
моей записной книжке. Я перечитывала их несколько раз. Казалось, для меня
всегда будет загадкой, как в одном сердце могут уживаться жестокость и
несомненная поэтичность.
Несколько часов я занималась счетами и писала рождественские
поздравления при беззвучно работавшем телевизоре. Когда должна состояться
смертная казнь, отклонена ли апелляция или губернатор смягчил приговор, я,
как и все остальные жители Вирджинии, узнавала из средств массовой
информации. От того, что скажут в новостях, зависело, лягу я спать или
поеду в расположенный в центре города морг.
Почти в десять вечера зазвонил телефон. Я взяла трубку, ожидая
услышать голос своего заместителя или еще кого-нибудь из коллег, чей вечер
так же, как и мой, был непредсказуем.
Однако в трубке раздался незнакомый мужской голос:
- Алло? Я бы хотел поговорить с Кей Скарпеттой... простите, с доктором
Скарпеттой, главным судебно-медицинским экспертом.
- Слушаю вас, - отозвалась я.
- О, как хорошо. С вами говорит детектив Джо Трент из округа Энрико. Я
нашел ваш телефон по справочнику. Простите, что беспокою вас дома. - Его
голос звучал несколько взволнованно. - У нас тут возникла такая ситуация,
что необходима ваша помощь.
- А что случилось? - спросила я, напряженно уставившись в экран
телевизора. Шла какая-то р
