Кортасар Хулио - Сеньорита Кора
Хулио Кортасар
Сеньорита Кора
We'll send your love to college, all for a year or two.
And then perhaps in time the boy will do for you (Английская народная
песня)
Не пойму, почему не дают оставаться в клинике на ночь, в конце концов я
- мать, и доктор де Луиси познакомил нас с директором.
Принесли бы кушетку, и я б у него ночевала, чтоб он попривык, а то,
когда мы пришли, он был совсем бледный, словно сейчас на стол, это,
наверное, от запаха, муж тоже нервничал, еле дождался, чтоб уйти, а я не
сомневалась, что меня оставят у мальчика. Ему ведь только-только
пятнадцать, да и тех не дашь, всегда он со мной, хотя теперь, в этих
брюках, он храбрится, хочет быть повзрослее. Ужасно, должно быть,
расстроился, когда понял, что я не останусь, но, к счастью, муж с ним
болтал, помог надеть пижаму, уложил. А все эта девчонка, сиделка -
интересно, у них такое правило, или она мне назло. Я ее так и спросила,
прямо сказала, точно ли она знает, что мне остаться нельзя.
Сразу видно, что за девица, корчит из себя такую, видите ли, вамп,
передник в обтяжку, вида никакого, а гонору - ну, просто главный врач! Ну
что ж, я ей все сказала, мальчик просто не знал, куда деваться, муж делал
вид, что не понимает, и, конечно, глядел на ее ножки. Одно хорошо: условия
прекрасные, сразу видно, что клиника для приличных людей. У мальчика
прелестный столик, есть куда положить эти журналы, и муж, слава богу, не
забыл принести ему мятных леденцов. А все же завтра с утра поговорю с де
Луиси, чтоб он поставил на место эту выскочку. Посмотрю-ка, хорошо ли она
его укрыла, и вообще попрошу для верности еще одну сиделку. Укрыла,
укрыла, спасибо хоть ушли, мама думает, я совсем сопляк, все надо мной
трясется. Сиделка решит, что я и попросить ничего не могу, она на меня так
посмотрела, когда мама ее пилила. Ну, не дали тут остаться, и ладно,
делать нечего, я не маленький, могу и один поспать.
А кровать удобная, вечер, тихо, разве что лифт прожужжит где-то далеко,
и я вспоминаю тот фильм, там тоже больница, и ночью открывается дверь,
понемножку-понемножку, и эта старуха, у нее паралич, видит мужчину в белой
маске...
А сиделка ничего, симпатичная, она пришла в полседьмого, всякие бумажки
принесла и стала меня спрашивать имя там, фамилию, возраст и все такое. Я
журнал поскорее спрятал, пускай увидит, что я книги читаю, а не журналы с
фотографиями, и она, конечно, заметила, но ничего не сказала, наверное,
сердится еще на маму и думает, я тоже такой, буду распоряжаться. Спросила,
как аппендикс, я сказал - ничего, ночью не болело. "А как там пульс", -
говорит, пощупала, что-то еще записала и повесила листок в ногах кровати.
"Есть хочешь?" - говорит. Я, наверное, покраснел, я удивился, что она мне
тыкает, очень она молодая и мне понравилась. Я сказал, что есть не хочу, и
соврал, мне всегда в это время есть хочется. "На ужин очень мало
получишь", - она говорит и, не успел я моргнуть, забрала мои конфеты. И
ушла. Не знаю, сказал я ей что или нет, кажется - не успел.
Я очень рассердился, что она со мной, как с маленьким, могла хоть
сказать "конфет нельзя", а то взяла, унесла... Конечно, она на маму
взъелась, а на мне отыгрывается. Странное дело, как она ушла, я не мог
больше злиться - хочу, а не могу. Молодая какая, лет восемнадцать, ну -
девятнадцать, наверное, недавно тут, в больнице. Ну, пусть она принесет, и
я ее спрошу, как ее звать, надо ж мне ее называть, если она при мне будет.
Нет, другую прислали, добренькая такая, в синем плать
