Коуни Майкл - Р-26-5-Пси И Я
Майкл Коуни
Р/26/5/ПСИ и я
- Когда вы в последний раз выходили из своей комнаты?
Его губы двигались: толстые губы, не чувственные, но слегка надменные.
В выговоре ощущалась какая-то цепкость, словно он пробовал на вкус каждое
слово, отметая всякий словесный мусор, прежде чем его речь достигнет ушей
слушателей. Губы гармонировали со всем его лицом, широким, круглым и как
следует откормленным. Он источал добродушие. Это был человек, умевший
заводить друзей и правильно подбирать выражения в разговоре.
- Когда вы последний раз выходили из своей комнаты?
Его глазки, поблескивая между складок плоти, добродушно рассматривали
меня. Они как бы говорили, что мне не о чем беспокоиться.
И я им поверил, так как это был путь наименьшего сопротивления.
- Кажется, в прошлом месяце, - ответил я.
- Время утратило всякое значение? - он сочувственно кивнул мне.
На его покрытом кожей письменном столе лежала только одна папка - мое
дело, и, открыв ее, он стал перелистывать страницы. Он начинал лысеть; я
это заметил, когда он наклонил голову при чтении, - я еще задал себе
праздный вопрос, беспокоит ли его это.
- Что вас беспокоит? - спросил он, сверхъестественным образом
переиначив мои мысли. - Рождаемость, перенаселенность. Марс, проблема
питания? Когда вы сидите в своей комнате, появляется ли у вас ощущение,
будто вас заперли? Что-то давит?
- Нет, - чистосердечно ответил я.
- Почему же вы тогда не выходите на улицу? - спросил он.
В его прямоугольном кабинете стены были желтые, а потолок - зеленый, и
за спиной этого человека синело распахнутое окно, откуда открывался вид на
крыши, теряющиеся в бесконечной дали.
- Так почему же вы не выходите? - спросил он.
- Видимо, потому, что не хочу. - Я не думал, что такой ответ его
удовлетворит, но он зеленой шариковой авторучкой сделал пометку в лежавшей
перед ним папке.
- При выборочной проверке на пульте управления Центральной выяснилось,
что ваша дверь не открывалась вот уже два месяца. Вас нашли в кресле,
рядом с горой еды, и 3-V был отключен. Поставили диагноз "хроническая
апатия", я думаю, правильный диагноз, и привезли вас сюда.
- Чертовы стукачи, - пробормотал я так глухо, чтобы он не расслышал.
Он-то был ничего, а вот Центральной я на дух не брал. Повсюду суют свой
нос!
- Большой город, - продолжал он. Его звали Форд; это имя украшало
маленький пластиковый значок на куртке. - В большом городе почувствовать
одиночество проще простого. Людям, кажется, наплевать... Сколько вам лет,
Джонсон? Тридцать? Тридцать один? Вы еще так молоды, что можете иметь
друзей.
Я издал горький смешок. У меня были друзья! Те, что живут за ваш счет,
пьют все, что у вас есть, захватывают все, что вам принадлежит, и доводят
вас до безумия бесконечным нытьем по сверхпустяковым поводам.
- Я вполне удовлетворен обществом самого себя, - холодно заметил я.
Он как-то чудно поглядел на меня, приподняв одну бровь.
- Странно, что вы так сказали.
- Странно?
- Я так часто слышал эти слова от людей, сидевших на том самом месте,
где сейчас сидите вы. Они говорили мне - по-видимому, совершенно искренне,
- что они очень счастливы в обществе самих себя. Когда-то я им верил. Я
отпускал их, предоставлял их самим себе, и через какое-то время они
кончали жизнь самоубийством. Я знаю, бессмысленно говорить вам, чтоб вы
взяли себя в руки, а потом отослать вас домой. Вы нуждается в лечении.
- В лечении? - нервно повторил я. До меня доходили слухи о
Восстановительном центре для потенциальных самоубийц, о
