Кундера Милан - Смешные Любови (Рассказы)
Милан Кундера
Смешные любови
Перевод с чешского Н. Шульгиной
В книгу Милана Кундеры "Смешные любови" вошли рассказы, написанные в Чехии
в 1959-1968 гг. Они явились отправной точкой кундеровской прозы, в особенности
его знаменитых романов "Невыносимая легкость бытия", "Бессмертие" и других.
Содержание:
НИКТО НЕ СТАНЕТ СМЕЯТЬСЯ
ЗОЛОТОЕ ЯБЛОКО ВЕЧНОГО ЖЕЛАНИЯ
ЛОЖНЫЙ АВТОСТОП
СИМПОЗИУМ
ПУСТЬ СТАРЫЕ ПОКОЙНИКИ УСТУПЯТ МЕСТО МОЛОДЫМ ПОКОЙНИКАМ
ДОКТОР ГАВЕЛ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
ЭДУАРД И БОГ
В книге сохранены особенности пунктуации автора
НИКТО НЕ СТАНЕТ СМЕЯТЬСЯ
1
- Налей мне еще сливянки, - сказала Клара, и я выполнил ее просьбу. Повод
распить бутылочку был вовсе не из ряда вон выходящим, но все-таки был: в этот
день я получил сравнительно сносный гонорар за последнюю часть своего эссе,
опубликованного с продолжением в нескольких номерах специального журнала по
изобразительному искусству.
Уже тот факт, что эссе вышло в свет, казался чудом. Все, что я утверждал в
нем, носило характер остро полемический. Моя работа, поначалу отвергнутая
журналом "Изобразительная мысль", чьи редакторы седобороды и осмотрительны,
впоследствии была напечатана в менее объемном, конкурирующем с
"Изобразительной мыслью" издании, сотрудники которого были моложе и
опрометчивее.
Гонорар, а вместе с ним и письмо принес мне на факультет почтальон; письмо
малозначительное; в состоянии свежеобретенной самонадеянности я едва пробежал
его глазами. Однако дома, когда время уже близилось к полуночи, а содержимое
бутылки - ко дну, я взял письмо со стола и стал читать с явным намерением
повеселиться.
"Уважаемый товарищ и - с Вашего разрешения - мой коллега! - вслух прочел я
Кларе. - Прошу Вас извинить меня за то, что я, не имеющий чести знать Вас,
осмеливаюсь писать Вам. Обращаюсь к Вам с просьбой: не отказать мне в
любезности прочесть прилагаемую статью. Не будучи знаком с Вами лично, я
уважаю Вас как человека, чьи взгляды, суждения и выводы столь удивили меня
своим совпадением с результатами моего собственного исследования, что я был
просто потрясен. Так, например, при всем моем преклонении перед Вашими
суждениями в плане сравнительного анализа, которым Вы, вероятно, владеете
лучше меня, я категорически утверждаю, что к мысли о том, что чешское
искусство всегда было близко народу, я пришел до того, как прочел Вашу работу.
Я мог бы это легко доказать, ибо, помимо прочего, располагаю и свидетелями. Но
это только так, к слову сказать, ибо Ваш труд..." - тут следовал еще ряд
дифирамбов в адрес моей персоны, а затем просьба: не согласился бы я, дескать,
написать на его статью рецензию, а точнее, отзыв для "Изобразительной мысли",
где данная статья уже более полугода лежит без движения. Моя рецензия,
насколько ему известно, может оказаться решающей, а потому я для него, автора
этих строк, единственная надежда, единственный огонек в поглотившей его
непроглядной тьме.
Мы, конечно, не преминули посмеяться над паном Затурецким, чье
высокородное имя нас буквально зачаровывало; однако наши шутки были вполне
благодушными, поскольку фимиам, который он курил мне, особенно в сочетании с
превосходной сливянкой, смягчал меня. Смягчал настолько, что в те незабвенные
минуты я возлюбил весь мир. И в этом огромном мире - прежде всего Клару. Уже
хотя бы потому, что она сидела напротив меня, тогда как остальной мир был
скрыт за стенами моей мансарды в пражских Вршовицах. И не имея возможности
чем-то одарить тот, большой мир, я одаривал Клару. По
