Лавкрафт Говард Филипс - Комната С Заколоченными Ставнями
Говард Лавкрафт
Комната с заколоченными ставнями
I
В сумерки унылая необитаемая местность, лежащая на подступах к местечку
Данвич, что на севере штата Массачусетс, кажется еще более неприветливой и
угрюмой, нежели днем. Надвигающаяся темнота придает бесплодным полям и в
изобилии разбросанным на них округлым пригоркам какой-то странный, совершенно
неестественный для сельской стороны облик, окрашивая в настороженно-враждебные
тона старые кряжистые деревья с растрескавшимися стволами и неимоверно густыми
кронами, узкую пыльную дорогу, окаймленную кое-где развалинами каменных стен и
буйными зарослями шиповника, многочисленные болота с их мириадами светляков и
призывными криками козодоев, которым вторят пронзительные песни жаб и
непрестанное кваканье лягушек, и извивы верховьев Мискатоника, откуда его
темные воды начинают свой путь к океану. Мрачный ландшафт и окутывающие его
сумерки так неотвратимо наваливаются на плечи всякого случайно или намеренно
забредшего сюда одинокого путника, что он начинает чувствовать себя пленником
этой суровой местности и в глубине души уже не надеется на счастливое
избавление...
Все это в полной мере ощутил Эбнер Уэтли, державший путь в Данвич, и
нельзя сказать, что эти чувства были абсолютно незнакомы ему нет, он еще
помнил свои далекие детские годы, помнил, как охваченный ужасом бежал в
объятия матери и кричал, чтобы она увезла его прочь из Данвича и от дедушки
Лютера. Как давно это было! И тем не менее окрестности Данвича снова вызвали в
его душе какую-то неясную тревогу, перекликавшуюся с прежними детскими
страхами вызвали, несмотря на то, что после многих лет, проведенных в Лондоне,
Каире и Сорбонне, в нем ничего не осталось от того робкого мальчика, который,
замирая от страха, переступил когда-то порог невообразимо старого дома с
примыкавшей к нему мельницей, где жил его дед Лютер Уэтли. Долгие годы разлуки
с родными местам внезапно отступили прочь, будто их и не было вовсе.
Эбнер вздохнул про себя, вспомнив о своих родных. Все они давно уже умерли
и мать, и старый Лютер Уэтли, и тетя Сари, которую он ни разу не видел, хотя
точно знал, что она очень долго жила в этом стоявшем на берегу Мискатоника
доме. Да, тетя Сари так и осталась для него неразгаданной тайной. Кое-что о
ней могли порассказать противный кузен Уилбер и его не менее гнусный братец,
чьего имени Эбнер не мог припомнить, да только и их не было уже в живых они
погибли жуткой смертью на Часовом Холме... Эбнер миновал скрипучий крытый
мост, соединявший между собой берега Мискатоника, и въехал в поселок, который
за время его многолетнего отсутствия совершенно не изменился все так же лежала
под размытой тенью Круглой Горы его главная улица, такими же трухлявыми
выглядели его двускатные крыши и такими же неухоженными стояли его дома; и
даже для единственной на весь поселок лавки не удосужились построить за все
это время нового помещения она по-прежнему располагалась в старой церквушке с
обломанным шпилем. Эбнер невольно вздрогнул, явственно ощутив дух
всепобеждающего тлена, который мрачно и торжествующе парил над Данвичем.
Свернув с главной улицы, он направил автомобиль по накатанной колее, что
шла вдоль реки. Старый дом показался довольно скоро. Он узнал его сразу
внушительное строение с мельничным колесом на обращенной к реке стороне.
Отныне этот дом был его, Эбнера, собственностью. Он вспомнил завещание, в
котором ему предписывалось занять дом "предпринять шаги, заключающие в себе
некоторые меры
