Лотреамон - Песни Мальдорора
Лотреамон
Песни Мальдорора
Поэзия французского символизма.
Перевод Н. Мавлевич
Песнь I
(1) Дай бог, чтобы читатель, в ком эти песни разбудят дерзость, в чьей
груди хоть на миг вспыхнет бушующее в них пламя зла, - дай бог, чтоб он не
заблудился в погибельной трясине мрачных, сочащихся ядом страниц, чтобы смог
он найти неторную, извилистую тропу сквозь дебри; ибо чтение сей книги
требует постоянного напряжения ума, вооруженного суровой логикой вкупе с
трезвым сомнением, иначе смертельная отрава пропитает душу, как вода
пропитывает сахар. Не каждому такое доступно, лишь избранным дано вкусить
сей горький плод и не погибнуть. А потому, о слабая душа, остановись и не
пытайся проникнуть дальше, в глубь неизведанных земель; не вперед, а вспять
направь свои стопы. Ты слышишь, не вперед, а вспять, подобно тому как
почтительный сын отвращает глаза от сияющего добродетелью лица матери или,
вернее, длинному клину теплолюбивых и благоразумных журавлей, когда с
наступлением холодов летят они в тишине поднебесья, расправив могучие
крылья, держась известного им направления, и вдруг навстречу им задует
резкий ветер, предвестник бури. Старейший, летящий во главе всей стаи
журавль встревоженно качает головой, а стало быть, и клювом тоже и
недовольно им трещит (еще бы, на его месте я тоже был бы недоволен), а между
тем порывы ветра злобно треплют облезлую его выю, пережившую целых три
журавлиных поколения, - гроза все ближе. И тогда, неспешно и тщательно
обозрев горизонт своим многоопытным оком, вожак (он и никто другой облечен
правом являть свой хвост взорам всех летящих позади и уступающих ему в
мудрости птиц) издает унылый предостерегающий крик, как страж, отпугивающий
злоумышленника, и плавно отклоняет вершину геометрической фигуры,
образованной птичьими телами (возможно, это треугольник, но третьей стороны
не видно*), вправо или влево - так опытный шкипер меняет галс - и,
поворачивая крылья, что кажутся с земли не больше воробьиных, с
философическим смирением ложится на другой, безопасный курс.
(2) Ты, верно, ждешь, читатель, чтоб я на первых же страницах
попотчевал тебя изрядной порцией ненависти? - будь спокоен, ты ее получишь,
ты в полной мере усладишь свое обоняние кровавыми ее испарениями, разлитыми
в бархатном мраке; твои благородные тонкие ноздри затрепещут от вожделения,
и ты опрокинешься навзничь, как алчная акула, едва ли сознавая сам всю
знаменательность своих деяний и этого вдруг пробудившегося в тебе голодного
естества. Обещаю, две жадные дырки на гнусной твоей роже, уродина, будут
удовлетворены сполна, если только ты не поленишься три тысячи раз подряд
вдохнуть зловоние нечистой совести Всевышнего! На свете нет ничего, столь
благоуханного, так что твой нос-гурман, вкусив сей аромат, замрет в немом
экстазе, как ангелы на благодатных небесах.
(3) Теперь скажу несколько слов о том, как добр и счастлив был
Мальдорор* в первые, безоблачные годы своей жизни, - вот эти слова уже и
сказаны. Но вскоре он заметил, что по некой фатальной прихоти судьбы был
создан злым. Долгие годы в меру сил скрывал он свою натуру, но это
длительное, неестественное напряженье привело к тому, что ему стала каждый
день бешено бросаться в голову кровь, так что наконец, не выдержав этой
муки, он всецело предался злу... и задышал полной грудью в родной стихии!
Подумать страшно: всякий раз, как Мальдорор касался губами свежих щечек
ребенка, он испытывал желанье исполосовать их острой бритвой, и он охотно
сделал бы это,
