Льювеллин Сэм - В Смертельном Круге
В СМЕРТЕЛЬНОМ КРУГЕ
Сэм ЛЬЮВЕЛЛИН
Глава 1
Не много в нашей жизни выпадает подобных минут: австралийское небо густо синеет над белоснежно сияющими парусами яхт, ветер посвистывает в снастях, волны плещут о крутые алюминиевые борта “Поллукса”... Полная тишина, если не считать монотонного стрекота вертолета на высоте двух тысяч футов.
И в этой благодати ты ведешь двенадцатиметровую яхту в отборочной гонке на Кубок Америки. Ведешь ее к точке поворота. Мне всегда нравилось такое затишье, хотя напряжение подобных минут просто неописуемо.
- Давай! Быстро смени галс! - Резкий металлический грохот УКВ-приемника в кармане моих шортов разрушил окружающую гармонию. Сигнал шел с вертолета, от Джеффри Лэмпсона, моего тренера.
- Рано, - ответил я в микрофон, болтающийся на шее, чтобы мои руки были свободны для обтянутого кожей штурвала “Поллукса”.
Снова все стихло, пока мой помощник не хмыкнул вдруг рядом со мной.
- Что там еще? - проворчал я и повернул голову назад и направо - куда он показывал. Всего в двухстах футах от нас пронзительную голубизну моря вспарывал кроваво-красный нос яхты “Кастор”, обрушивая фонтаны брызг на палубного матроса, стоящего на фордеке.
Билл Роджерс, которого я хорошо знал, никак не мог управиться с парусом. Его потное лицо, лоснящееся на солнце, его измученный вид напомнили мне, что Билл только что переболел гриппом. Но яхтсмена, участника Звездных гонок, никакая хвороба не удержит на берегу.
- Подожди, - сказал я помощнику, хотя даже кожей ощущал напряжение своей команды - десяти человек, изнывающих от сиднейского зноя в алюминиевой коробке яхты. Двенадцатиметровка - это вам “не балерина моря”, как поэтично выражаются спортивные журналисты, завсегдатаи яхтенных гонок. Двенадцатиметровка, если уж делать сравнения, это двадцатипятитонный мощный танк, изготовившийся к броску.
- Давай же, ну! - снова завопил Лэмпсон из поднебесья.
Я краем глаза глянул в ясную синеву неба - вертолет уже летел назад. Небось Джеффри в ярости морщил лоб, багровел от досады, потел и грыз мундштук своей незажженной трубки, потому что внизу, на покрытой рябью и отливающей металлом далекой воде, какая-то пешка не выполняла его приказа.
- “Поллукс”, - еще раз заскрипел его голос, - поворот, живо!
Я оглянулся: на фордеке “Кастора” Билл Роджерс по-прежнему возился с парусом - неуклюже и медленно. Вот теперь пора!
- Пошел! - скомандовал я и повернул штурвал. Палуба “Поллукса” выровнялась, нос повернул по ветру. Алюминиевый гик пронесся над самой моей головой, и яхта снова накренилась, уже на правый борт.
За кормой вскипела полоса пены - я начал резать курс “Кастора”, которому пришлось поворачивать за нами. Разинутый рот Билла Роджерса на мокром, желтоватом лице - словно черный провал буквы “О”: он едва успел ничком броситься на палубу, на так и не поставленный парус.
- Подловил его прямо на лету, - усмехнулся мой помощник.
- Хорошо, - проскрипел Лэмпсон из немыслимой выси, как бы прощая мою задержку. - Отлично сработано! Держись этого галса!
- А я и держусь! - огрызнулся я. Меня пот прошиб от злости на бездарную трепотню, сыплющуюся на меня с этого механического насекомого.
Лебедки затарахтели, мы снова изменили галс. Теперь разрыв между яхтами увеличился до трех сотен футов. Лэмпсон по-прежнему назойливо бубнил свое, но я старался его не слушать.
Поул Уэлш, рулевой “Кастора”, что-то кричал, явно нервничая, и это было как раз то, что надо. Я внимательно следил за расстоянием между нашей кормой и носом его яхты. Мы выиграли старт, сохрани
