Маккалерс Карсон - Кто Увидел Ветер
Карсон Маккалерс
КТО УВИДЕЛ ВЕТЕР
Весь день Кен Харрис просидел над пустой страницей, заправленной в пишущую
машинку. Была зима, шел снег. Снег заглушал шум уличного движения в
Гринич-виллидж, и в квартире стояла такая тишина, что даже тиканье будильника
отвлекало его внимание. Он работал в спальне, так как присутствие в комнате
женских вещей успокаивало его и притупляло чувство одиночества. Глоток
спиртного для аппетита (или, может быть, для похмелья?) он заел на кухне
банкой мясных консервов во время одинокого ланча. В четыре часа сунул
будильник в бельевую корзину и вернулся снова к машинке. Бумага оставалась
пустой, и белизна страницы подавляла его. А между тем было время (и давно ли
оно прошло?), когда от песенки на углу, отголоска детства, сгусток прошлого в
панораме памяти совмещался с настоящим и нечаянное вперемешку с существенным
преображалось в роман или повесть, было время, когда пустая страница
воскрешала и отбирала воспоминания, подчиняя его призрачной власти искусства.
Время, короче говоря, когда он был писателем и писал почти каждый день.
Трудился, обуздывая непокорные фразы, вычеркивая неудачные предложения,
заменяя повторяющиеся слова. И вот сидел теперь ссутулясь, объятый смутным
страхом, блондин далеко за тридцать, с кругами под водянисто-голубыми глазами,
с бледными полными губами. Палящий ветер его техасского детства - вот о чем
думал он, глядя, как за окном в Нью-Йорке валит снег. Внезапно заслонка в
памяти отворилась, и он напечатал, повторяя слова вслух:
Кто увидел ветер?
Да никто на свете,
Но когда он гнет кусты,
Это видим я и ты.
Детский стишок показался ему исполненным столь зловещего смысла, что,
покуда он сидел, вникая в этот смысл, у него взмокли от напряжения ладони. Он
выдернул листок из машинки и, разорвав его в клочья, бросил в мусорную
корзину. Мысль о предстоящем в шесть часов походе в гости принесла облегчение
- хорошо будет покинуть молчание пустой квартиры, выйти на холодную, но
утешительно людную улицу.
В метро его встретил тусклый свет подземелья, свежий снежный дух сменился
смрадом. Кен заметил, что на одной из скамеек лежит мужчина, но не ощутил, как
мог бы в иные времена, любопытства к истории незнакомца. Он смотрел, как
приближается, раскачиваясь, головной вагон экспресса, и отпрянул назад,
уклоняясь от пыльного ветра. Увидел, как открылись и закрылись двери - это был
его поезд, - и потерянно наблюдал, как он тронулся со скрежетом дальше. Тоска
подбиралась к нему, пока он ждал следующего.
Роджерсы занимали фешенебельную квартиру на крыше дома в далеком от центра
жилом квартале, и вечер уже начался. Невнятный гул голосов выплескивался
наружу вместе с запахом джина и поджаренных тартинок. Стоя рядом с Эстер
Роджерс в дверях набитой людьми квартиры, он сказал:
- Нынче, когда я попадаю на многолюдный вечер, мне вспоминается последний
прием гостей у герцога де Германта.
- Что-что? - спросила Эстер.
- Помните, когда Пруст - то есть его второе "я", рассказчик, - глядя на
все эти знакомые физиономии, размышляет о переменах, которые производит время?
Великолепное место - я перечитываю его каждый год.
Эстер взглянула на него с беспокойством.
- Здесь такой шум. Жена ваша будет?
У Кена дрогнуло лицо, он взял мартини, которым обносила гостей прислуга.
- Она приедет, когда кончит работу.
- Мариан так много работает - столько рукописей нужно читать.
- Когда бываешь на таких вечерах, видишь всегда почти одно и то же. И
вместе с тем - ужасающая разница.
