Маркес Габриэль Гарсиа - Искусственные Розы
Габриэль Гарсия Маркес
Искусственные розы
В предрассветных сумерках Мина нашла наощупь платье без рукавов, которое
повесила вечером около кровати, надела его и переворошила весь сундук,
разыскивая фальшивые рукава. Не найдя, она стала искать их на гвоздях, вбитых
в стены и в двери, стараясь при этом не разбудить слепую бабку, спавшую в той
же комнате. Но когда глаза Мины привыкли к темноте, она обнаружила, что бабки
на постели нет, и пошла в кухню - спросить ее про рукава.
- Они в ванне, - ответила слепая. - Вчера вечером я их выстирала.
Там они и висели на проволоке, закрепленные двумя деревянными прищепками.
Они еще не высохли. Мина сняла их, вернулась с ними в кухню и расстелила их на
краю печки. Возле нее слепая помешивала кофе в котелке, уставившись мертвыми
зрачками на кирпичный карниз вдоль стены коридора, который вел в патио: на
карнизе стояли в ряд цветочные горшки с целебными травами.
- Не трогай больше мои вещи, - сказала Мина. - Рассчитывать на солнце
сейчас не приходится.
- Совсем забыла, ведь сегодня страстная пятница.
Втянув носом воздух и убедившись, что кофе уже готов, слепая сняла котелок
с огня.
- Подстели под рукава бумагу, камни грязные, - посоветовала она.
Мина потерла камни пальцем. Они и вправду были грязные, но сажа,
покрывавшая их, затвердела и испачкала бы рукава только в том случае, если бы
камни ими потерли.
- Если испачкаются, виновата будешь ты, - сказала Мина.
Слепая уже налила себе чашку кофе.
- Ты злишься, - ответила она, волоча в коридор стул. - Это кощунство -
причащаться, когда злишься.
Она села со своим кофе около роз патио. Когда в третий раз прозвонили к
мессе, Мина сняла рукава с печки. Они были еще влажные, но все равно она их
надела. В платье с открытыми руками падре Анхель отказался бы ее причащать.
Она не умылась, только стерла с лица мокрым полотенцем остаток вчерашних
румян, потом зашла в комнату за мантильей и молитвенником и вышла на улицу.
Через четверть часа она вернулась.
- Попадешь в церковь, когда уже кончат читать евангелие, - сказала слепая;
она все еще сидела возле роз патио.
- Не могу я туда идти, - направляясь в уборную, сказала Мина. - Рукава
сырые, и платье неглаженное.
У нее было чувство, будто на нее неотступно смотрит всевидящее око.
- Сегодня страстная пятница, а ты не идешь к мессе.
Вернувшись из уборной, Мина налила себе кофе и села около слепой,
прислонившись к побеленному косяку. Но пить она не смогла.
- Это ты виновата, - прошептала она с глухим ожесточением чувствуя, что ее
душат слезы.
- Да ты плачешь! - воскликнула слепая.
Она поставила лейку, которую держала в руке, у горшков с майораном и вышла
в патио, повторяя:
- Ты плачешь! Ты плачешь!
Мина поставила чашку на пол, потом ей кое-как удалось собой овладеть.
- Я плачу от злости.
И, проходя мимо бабки, добавила:
- Тебе придется исповедаться, ведь это из-за тебя я не причастилась в
страстную пятницу.
Слепая, не двигаясь, ждала, чтобы Мина закрыла за собой дверь спальни;
потом пошла в конец коридора, наклонилась, вытянув вперед пальцы, пошарила и
наконец нашла непригубленную даже чашку Мины. Выливая кофе в помойное ведро,
она сказала:
- Бог свидетель, у меня совесть чистая.
Из спальни вышла мать Мины.
- С кем ты разговариваешь? - спросила она.
- Ни с кем, - ответила слепая. - Я ведь уже говорила тебе, что теряю
разум.
Запершись в комнате, Мина расстегнула корсаж и достала с груди три
маленьких ключика, надетые на булавку. Одним из них она открыла нижний ящ
