Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Мисима Юкио - Исповедь Маски


Юкио Мисима
Исповедь маски
Перевод с японского Г.Чхартишвили
"...Красота - это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что
неопределимая, а определить нельзя потому, что Бог загадал одни загадки.
Тут берега сходятся, тут все противоречия живут. Я, брат, очень
необразован, но я об этом много думал. Страшно много тайн! Слишком много
загадок угнетают на земле человека. Разгадывай как знаешь и вылезай сух из
воды. Красота! Перенести я притом не могу, что иной, высший даже сердцем
человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом
содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и
идеала Мадонны, и горит от него сердце его, и воистину, воистину горит, как
и в юные беспорочные годы. Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы
сузил. Черт знает что такое даже, вот что! Что уму представляется позором,
то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота?.. А впрочем, что у кого
болит, тот о том и говорит".
Ф. М. Достоевский. "Братья Карамазовы"
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я очень долго пытался доказать окружающим, что помню момент своего
рождения. Взрослые всякий раз поначалу смеялись, а потом решали, что я над
ними издеваюсь, и смотрели на бледного мальчика с совсем недетским лицом
неодобрительно и укоризненно. Если это были какие-нибудь малознакомые люди,
бабушка, боясь, что ее внука сочтут за идиота, резким голосом приказывала
мне пойти куда-нибудь поиграть.
Все еще посмеиваясь, взрослые обычно пускались в какие-нибудь научные
рассуждения. Стараясь выражаться попроще, чтобы ребенок понял, они
понемногу распалялись. Младенец рождается с закрытыми глазами, говорили
они. Но если даже и с открытыми, все равно его память не способна удержать
увиденное. "Ну как, понял?" - спрашивали взрослые, похлопывая по плечику
все еще сомневающегося ребенка. Тут они обычно спохватывались, вообразив,
что попались на удочку маленького шутника. С детьми надо держать ухо
востро. Чертенок наверняка подлавливает нас, чтобы спросить про "это
самое". Сейчас пролепечет своим невинным голоском: "А откуда я родился? И
почему?"
Поэтому в конце разговора взрослые всякий раз умолкали и смотрели на
меня с какой-то непонятной оскорбленной улыбкой.
На самом деле их подозрения были совершенно безосновательны. Я вовсе
не собирался расспрашивать их про "это". Да и потом, мне в голову бы не
пришло расставлять взрослым какие-то ловушки - я слишком боялся вызвать их
неудовольствие.
И все же, невзирая на все насмешки и разъяснения старших, я твердо
знал, что помню миг своего рождении. Может быть, мне рассказал кто-то из
присутствовавших при родах, а я потом об этом забыл? Или виной всему мое
своевольное воображение? Как бы то ни было, одна картина так и стоит у меня
перед глазами. Это край тазика, в котором купали новорожденного. Тазик был
совсем новый, из отполированного свежего дерева; изнутри я видел, как на
его бортике ослепительно вспыхнул луч света - яркий, золотой, и всего в
одном месте. Лившаяся в тазик вода пыталась слизнуть этот золотой блик, но
так и не сумела. Наоборот, вода вокруг меня, то ли отражая луч, то ли
вобрав его, и сама заискрилась огоньками, по ней прошла мелкая сияющая рябь.
Самый сильный аргумент против подлинности этого воспоминания состоит в
том, что я родился не днем, а в девять часов вечера. Так что никакого
солнца в тот момент сиять не могло. Надо мной подшучивали, говоря, что это,
наверное, был свет электричества, но я без труда отмахивался от соображений
здравого смысла и п





Содержание раздела