Михальский Вацлав - Весна В Карфагене (Части 1-3)
Вацлав Михальский
Весна в Карфагене
Роман
(Части 1-3)
Одинокому везде пустыня.
Надпись на перстне,
который носил А. П. Чехов
Посвящается
Татьяне Вацлавовне Михальской
и Светлане Васильевне Ивановой
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Много мечетей в славном городе Тунисе и всего одна православная церковь.
Зато ее знают все туристы, никто не обойдет своим вниманием - ни немцы, ни
американцы, ни русские, которые милостью Божьей в последнее десятилетие XX
века тоже стали бывать на прелестных тунисских курортах.
Еще не успевшие выгореть темно-зеленые невысокие горы окаймляют город
Тунис. Город, который по велению Римского Сената был построен в десяти тысячах
шагов от моря. И шаги эти поручили отмерить самому рослому, самому
длинноногому легионеру. Это было сделано для того, чтобы, во-первых, у нового
города не было гавани, а во-вторых, чтобы, направляясь из городских ворот к
морю, всякий не миновал пустошь на месте великого Карфагена, что был разрушен
римлянами за 146 лет до Рождества Христова, пройден плугом в назидание
побежденным и засеян солью в знак проклятия.
Русская церковь, под которой живет в последние годы Мария Александровна,
стоит на главной улице Туниса. Ее белые стены отделяет от проезжей части, от
шумно летящего потока легковых авто лишь невысокая железная ограда,
выкрашенная черной краской и в сочетании с куполами православной церкви чем-то
отдаленно напоминающая чугунные решетки Летнего сада.
Еще только апрель, еще настоящая африканская жара впереди. А к полудню
асфальт на дороге жирно плавится лоснящейся черной лентой. Округа наполняется
смешанными запахами смолы, мазута, выхлопных газов, а застывшее в полном
безветрии белесое знойное марево делает воздух в створе улицы и вовсе
безжизненным.
С обеих сторон дороги стоят, словно нарочно вкопанные, стройные и будто
неживые финиковые пальмы с их чешуйчатыми окостеневшими на вид стволами и
длинными зеленоватыми листьями, словно вырезанными из жести и как бы
подхваченными в пучок у самой верхушки.
Невдалеке отсвечивает затемненными зеркальными окнами новая гостиница из
стекла и бетона. У ее парадного подъезда пританцовывает от переполняющей его
радости обладания жизнью полненький смуглый мальчуган лет десяти. На голове у
него большое блюдо, а в блюде и в руках аккуратненькие букетики желтоватых
цветов жасмина, завернутых в бумажные кулечки,- видно, для сервиса. На
мальчике чистая белая маечка с короткими рукавами, чистые джинсовые шорты,
крепкие коричневые сандалии, тоже очень аккуратные и вычищенные. Судя по
всему, те, кто отправил его сюда торговать цветами, чистенького, такого
вымытого, знают толк в бизнесе. А если мальчик действует самостоятельно и
додумался до всего этого сам, то, значит, вечно живы гены его великих предков
карфагенян - лучших торговцев древнего мира.
Мальчик улыбается каждому встречному очень искренне, не то что без тени
заискивания, а даже с некоторым подчеркнутым достоинством. Его черные лукавые
глаза прирожденного торговца сияют весельем, надеждой и отвагой.
Наверное, оттого что у мальчика такой веселый, достойный и ободряющий вид,
многие туристы из гостиницы с удовольствием покупают для своих спутниц
букетики жасмина.
В последние десять - пятнадцать лет туристы ездят сюда очень охотно,
особенно немцы. На городском базаре только и слышно: "А зо?", "Данке", "Вас
костэт?"
Бывают в здешних местах и французы, еще не так давно хозяйничавшие в этом
благодатном краю.
Бывают и англичане.
Полным-полно вдовствующих старушек
