Мэрфи Уоррен & Сэпир Ричард - Рождение Дестроера
Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
Рождение Дестроера
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Все прекрасно понимали, почему Римо Уильямс должен умереть. Близким
друзьям начальник ньюаркской полиции признавался, что Уильямс - просто
кость, которую кинули борцам за гражданские права.
- Где это видано, чтобы полицейского отправляли на электрический стул?
Да еще из-за кого? Из-за какого-то торгаша наркотиками? Ладно, отстраните
парня от службы. Ну выгоните в крайнем случае. Но стул?! Если бы этот тип не
был черным, Уильямса не засудили бы.
Журналистам начальник полиции заявил:
- Это трагическое недоразумение. Уильямс всегда был у нас на хорошем
счету.
Газетчиков на мякине не проведешь. Они-то знали, почему Уильямс должен
умереть: он - просто псих. Да разве можно такого снова выпускать на улицу?
Да как он вообще попал в полицию? Избил этого беднягу до полусмерти и бросал
помирать. Только вот жетончик-то обронил, и ну вопить: все подстроено, это
провокация! Хочет, чтобы его оправдали. Идиот!
Адвокат Уильямса тоже мог совершенно точно объяснить любому, почему его
подзащитный проиграл процесс: чертов жетон. Никак не удавалось обойти эту
улику. Вообще Уильямсу не надо было отрицать, что он избил этого типа. Но в
любом случае судья не прав: электрический стул - это, знаете...
У судьи по поводу приговора сомнений не было с самого начала. Какие, в
самом деле, могут быть сомнения - приказы не обсуждаются. Судья не знал,
почему он получил такой приказ: в определенных кругах задавать вопросы не
принято.
Лишь один человек представления не имел, отчего это приговор был столь
скор и суров. Но раздумывать на эту тему ему оставалось совсем недолго: до
23.35. В 23.36 уже будет все равно.
Садя на койке в камере, Римо Уильямс курил одну сигарету за другой.
Каштановые волосы на висках выбриты: сюда охранники приладят электроды.
Серые брюки - такие у всех заключенных в здешней тюрьме - разрезаны
снизу почти до колен: на лодыжках тоже закрепят электроды. Чистые белые
носки. На них кое-где следы сигаретного пепла. Пепельницей Римо перестал
пользоваться еще вчера.
Он просто бросал окурок прямо на выкрашенный серой краской пол и
смотрел как он дымится.
Время от времени охранники отпирали решетчатую дверь. Кто-нибудь из
заключенных выметал окурки, а Римо выводили из камеры в окружении
охранников.
Когда его возвращали на место, он не мог обнаружить даже следов того,
что он, Римо, здесь курил, а на полу умирали окурки.
Никаких следов не оставит он здесь, в этой камере смертников. Железная
койка не окрашена, даже инициалов не нацарапаешь. Можно разорвать матрац, но
его заменят другим.
Были бы шнурки... Привязать что-нибудь куда-нибудь. Но шнурков нет.
Висящую над головой единственную в камере лампочку не разобьешь, она
упрятана в плафон со стальной сеткой.
Можно разбить пепельницу. Но не хочется. Можно нацарапать что-нибудь на
белой эмалированной поверхности умывальника без горячей воды и затычки.
Но что нацарапать? Полезный совет? Что-нибудь на память? Кому? Зачем? О
чем рассказать напоследок?
Может, о том, как делаешь свое дело, работаешь, тебя даже повышают по
службе, а потом в твое дежурство в плохо освещенном проулке находят убитого
уличного барыгу с твоим жетоном в руке? Медали за такое не дают... Никто не
верит, что все подстроено, и в результате тебя ждет электрический стул.
И в камере смертников оказываешься ты сам, а не все эти урки, громилы,
убийцы, барыги - мразь, паразитирующая на теле общества, вся эта сволочь,
которую ты честно пы
