О'Генри - Пианино
О. Генри
Пианино
Я заночевал на овечьей ферме Раша Кинни у Песчаной
излучины реки Нуэсес. Мистер Кинни и я в глаза не видали
друг друга до той минуты, когда я крикнул "алло" у его
коновязи; но с этого момента и до моего отъезда на следующее
утро мы, согласно кодексу Техаса, были закадычными друзьями.
После ужина мы с хозяином фермы вытащили наши стулья из
двухкомнатного дома на галерею с земляным полом, крытую
чапарралем и саквистой. Задние ножки стульев глубоко ушли в
утрамбованную глину, и мы, прислонившись к вязовым подпоркам
галереи, покуривали эльторовский табачок и дружелюбно
обсуждали дела остальной вселенной.
Передать словами чарующую прелесть вечера в прерии -
безнадежная затея. Дерзок будет тот повествователь, который
попытается описать техасскую ночь ранней весной.
Ограничимся простым перечнем.
Ферма расположилась на вершине отлогого косогора.
Безбрежная прерия, оживляемая оврагами и темными пятнами
кустарника и кактусов, окружала нас, словно стенки чаши, на
дне которой мы покоились, как осадок. Небо прихлопнуло нас
бирюзовой крышкой. Чудный воздух, насыщенный озоном и
сладкий от аромата диких цветов, оставлял приятный вкус во
рту. В небе светил большой, круглый ласковый луч
прожектора, и мы знали, что это не луна, а тусклый фонарь
лета, которое явилось, чтобы прогнать на север присмиревшую
весну. В ближайшем коррале смирно лежало стадо овец, - лишь
изредка они с шумом подымались в беспричинной панике и
сбивались в кучу. Слышались и другие звуки: визглявая
семейка койотов заливалась за загонами для стрижки овец, и
козодои кричали в высокой траве. Но даже эти диссонансы не
заглушали звонкого потока нот дроздов-пересмешников,
стекавшего с десятка соседних кустов и деревьев. Хотелось
подняться на цыпочки и потрогать рукою звезды, такие они
висели яркие и ощутимые.
Жену мистера Кинни, молодую и расторопную женщину, мы
оставили в доме. Ее задержали домашние обязанности,
которые, как я заметил, она исполняла с веселой и спокойной
гордостью.
В одной комнате мы ужинали. Вскоре из другой к нам на
галерею ворвалась волна неожиданной и блестящей музыки.
Насколько я могу судить об искусстве игры на пианино,
толкователь этой шумной фантазии с честью владел всеми
тайнами клавиатуры. Пианино и тем более такая замечательная
игра не вязались в моем представлении с этой маленькой и
невзрачной фермой. Должно быть, недоумение было написано у
меня на лице, потому что Раш Кинни тихо рассмеялся, как
смеются южане, и кивнул мне сквозь освещенный луною дым от
наших папирос.
- Не часто приходится слышать такой приятный шум на
овечьей ферме, - заметил он. - Но я не вижу причин, почему
бы не заниматься искусством и подобными фиоритурами, если
вдруг очутился в глуши. Здесь скучная жизнь для женщины, и
если немного музыки может ее приукрасить, почему не иметь
ее? Я так смотрю на дело.
- Мудрая и благородная теория, - согласился я. - А
миссис Кинни хорошо играет. Я не обучен музыкальной, науке,
но все же могу сказать, что она прекрасный исполнитель. У
нее есть техника и незаурядная сила.
Луна, понимаете ли, светила очень ярко, и я увидел на
лице Кинни какое-то довольное и сосредоточенное выражение,
словно его что-то волновало, чем он хотел поделиться.
- Вы проезжали перекресток "Два Вяза", - сказал он
многообещающе. - Там вы, должно быть, заметили по левую
руку заброшенный дом под деревом.
- Заметил, - сказал я. - Вокруг копалась стадо кабанов.
По сломанным изгородям было видно, что там, ник
