О'Генри - Волшебный Профиль
О. Генри
Волшебный профиль
Калифов женского пола немного. По праву рождения, по
склонности, инстинкту и устройству своих голосовых связок
все женщины - Шехеразады. Каждый день сотни тысяч Шехеразад
рассказывают тысячу и одну сказку своим султанам. Но тем из
них, которые не остерегутся, достанется в конце концов
шелковый шнурок.
Мне, однако, довелось услышать сказку об одной такой
султанше. Сказка эта не вполне арабская, потому что в нее
введена Золушка, которая орудовала кухонным полотенцем
совсем в другую эпоху и в другой стране. Итак, если вы не
против смешения времен (что, как нам кажется, придает
повествованию восточный колорит), то мы приступим к делу.
В Нью-Йорке есть одна старая-престарая гостиница.
Гравюры с нее вы видели в журналах. Ее построили -
позвольте-ка - еще в то время, когда выше Четырнадцатой
улицы не было ровно ничего, кроме индейской тропы на Бостон
да конторы Гаммерштейна. Скоро старую гостиницу снесут. И
в то время, когда начнут ломать массивные стены и с грохотом
посыплются кирпичи по желобам, на соседних углах соберутся
толпы жителей, оплакивая разрушение дорогого им памятника
старины. Гражданские чувства сильны в Новом Багдаде; а пуще
всех будет лить слезы и громче всех будет поносить
иконоборцев тот гражданин (родом из Терр-Хот), который
умиленно хранит единственное воспоминание о гостинице - как
в 1873 году его там вытолкали в шею, с трудом оторвав от
стойки с бесплатной закуской.
В этом отеле всегда останавливалась миссис Мэгги Браун.
Миссис Браун была костлявая женщина лет шестидесяти, в
порыжелом черном платье и с сумочкой из кожи того
допотопного животного, которое Адам решил назвать
аллигатором. Она всегда занимала в гостинице маленькую
приемную и спальню на самом верху, ценою два доллара в день.
И все время, пока она жила там, к ней толпами бегали
просители, остроносые, с тревожным взглядом, вечно куда-то
спешившие. Ибо Мэгги Браун занимала третье место среди
капиталисток всего мира, а эти беспокойные господа были
всего-навсего городские маклеры и дельцы, стремившиеся
сделать небольшой заем миллионов этак в десять у старухи с
доисторической сумочкой.
Стенографисткой и машинисткой в отеле "Акрополь" (ну вот,
я и проговорился!) была мисс Ида Бэйтс. Она казалась
слепком с греческих классиков. Ее красота была совершенна.
Кто-то из галантных стариков, желая выразить свое уважение
даме, сказал так: "Любовь к ней равнялась гуманитарному
образованию". Так вот, один только взгляд на прическу и
аккуратную белую блузку мисс Бэйтс равнялся полному курсу
заочного обучения по любому предмету. Иногда она кое-что
переписывала для меня, и поскольку она отказывалась брать
деньги вперед, то привыкла считать меня чем-то вроде друга и
протеже. Она была неизменно ласкова и добродушна, и даже
комми по сбыту свинцовых белил или торговец мехами не посмел
бы в ее присутствии выйти из границ благопристойности. Весь
штат "Акрополя" мгновенно встал бы на ее защиту, начиная с
хозяина, жившего в Вене, и кончая старшим портье, вот уже
шестнадцать лет прикованным к постели.
Как-то днем, проходя мимо машинописного святилища мисс
Бэйтс, я увидел на ее месте черноволосое существо - без
сомнения, одушевленное, - стукавшее указательными пальцами
по клавишам. Размышляя о превратности всего земного, я
прошел мимо. На следующий день я уехал отдыхать и пробыл в
отъезде две недели. По возвращении я заглянул в вестибюль
"Акрополя" и не без сердечного трепета увидел, что мисс
Бэйтс, п
