Оливье Жан - Поход Викингов 1
ПОХОД ВИКИНГОВ
ЖАН ОЛИВЬЕ
КНИГА ПЕРВАЯ: ПОХОД ВИКИНГОВ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЭЙРИКА РЫЖЕГО
Мальчики прижались к скале и перевели дух. Старший, Лейф, повернулся к
брату. Его смелое лицо стало суровым от напряжения.
– Мужайся, Скьольд! До вершины уже недалеко, а моя шапка полна яиц. Океан
ревнив. Слышишь, брат, как он ревет, словно бык?
В его ясных зрачках заиграли веселые огоньки, смягчив резкие очертания
носа, крепко вылепленных скул и широкого подбородка. И он с облегчением
засмеялся, как бы гордясь своими мускулами, своей ловкостью и
сообразительностью, которые помогли ему преодолеть крутую стену, нависшую над
фьордом, – безраздельное и неоспоримое владение чаек, тупиков и морских
ласточек. Ослепительно белые зубы сверкали, как у молодого волка. Улыбка
раздвигала сочные губы, резко выделявшиеся на матовом лице. Он медленно обвел
взглядом бескрайнюю даль, будто желая запечатлеть в памяти всю необъятную
Вселенную, окаймленную тонкой линией туч.
На горизонте небо и море, казалось, покачивались, сливаясь воедино.
Безмятежное спокойствие воздуха и морских просторов нарушалось лишь равномерными
набегами волн. С глухим рокотом они разбивали свои пенистые гребни о серые рифы
Боргарфьорда.
– Ну как, Скьольд, отдохнул? Карабкайся за мной, не бойся!
– Дай мне отдышаться, Лейф. У меня все руки в крови и кружится голова. Так
недолго и разбиться об эти проклятые скалы. Я не могу двинуться с места.
Лейф сунул за пазуху шапку с яйцами и протянул брату руку:
– Неужели ты боишься, викинг?
– Нет, Лейф, я просто выбился из сил.
Лейф опять засмеялся, да так громко, что вспугнул чаек, вивших гнезда в
расселинах скалы.
– Скьольд, Скьольд, – продолжал он, – спой во весь голос песню Рагнара
Лодброка, и кровь, как огонь, снова побежит по твоим жилам. Никогда не забывай,
Скьольд, сын Вальтьофа, что ты из породы ярлов, презирающих усталость и страх.
Пой, брат! Пой громче!
Скьольд рассмеялся вслед за братом и запел. Казалось, слова знаменитой
песни бросали вызов береговым утесам, беспредельному морю, крикливым чайкам.
Мальчика увлек ритм песни. Голос его крепчал, становился все громче, звонче и
разносился над каменным хаосом до самого небесного купола, омытого весенними
грозами:
Я гибну, но мой смех еще не стих.
Мелькнув, ушли дни радостей моих.
Я гибну, но пою последний стих.
(Здесь и далее стихи в переводе Д. М. Горфинкеля.)
Выражение восторга преобразило его доброе, с тонкими чертами лицо,
озаренное какой-то необычайной мягкостью, которая струилась из глубины его глаз.
В зеленых зрачках Скьольда отражались озера, снежные вершины, тучи и грозы. Эти
два зеркала, одинаковые, как близнецы, отражали все смятение его чувств.
Песня лилась, а голос звенел все громче и громче. Когда последние слова
эхом отдались среди береговых скал, к мальчику уже полностью вернулось
спокойствие духа.
– Я готов, Лейф, – сказал он. – Я крепко стою на ногах.
И Скьольд еще туже стянул свою куртку кожаным поясом с костяной застежкой.
– Держись крепче, брат! Нам еще придется трудно, но я уже вижу траву на
вершине.
Нога Скьольда ощупывала каждую неровность скалы. Тропинка, протоптанная
дикими козами, казалось, висела в пустоте, как легкий каменный мост. Внизу, на
расстоянии двухсот футов, по обеим берегам речки Хвиты, раскинулись поселок и
пристань Эйрарбакки, образуя прихотливый узор из квадратов и прямоугольников,
окруженных стенами оград и массивными скалами, загородившими фьорд. Уединенные
фермы на склонах узкой дол
