Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

О'Фаолейн Шон - Безумие В Летнюю Ночь


Шон О'ФАОЛЕЙН
БЕЗУМИЕ В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ
Перевод Л. Беспаловой
Собранные из разных сборников, рассказы классика ирландской литературы
XX века Шона О'Фаолейна позволяют составить представление о тематическом,
идейном и стилевом разнообразии его новеллистики и об эволюции его
художественной манеры. Для рассказов характерно свойственное ирландской
литературе сочетание поэтичности и трагикомического начала.
1
Я оглянулся на город - сквозь пелену дыма различалось скопище труб и
крыш, на пурпур, зелень и синь которых неслышно, как пыль, опускалась
летняя ночь; опускалась она и на мириады огоньков далеко внизу,
подмигивающих и подмаргивающих своим звездным двойникам в вышине.
Комендантский час едва начался, и редкие замешкавшиеся парочки прошмыгивали
мимо, прекратив любовные игры из опасения, как бы чернопегие, с ревом
проносящиеся на патрульных машинах, не заметили их на пустынных, освещенных
резким светом улицах. Повернулся лицом к полям и всей грудью вдохнул их
запах, неповторимый майский запах, с жадностью человека, который месяц за
месяцем торчал взаперти под одной из этих убогих крыш и видел людскую жизнь
лишь сквозь щелочку в ставне, а зеленые луга вдали - лишь сквозь чердачное
оконце. Влез на велосипед и, оставив позади последний газовый фонарь,
последний булыжник мостовой, в полном блаженстве выехал на простор.
И все же, как ни мила была мне сельская местность, после этих месяцев
на задворках, весь на взводе, начеку - не нарваться бы ненароком на
случайный патруль или внеочередной рейд, - я прислушивался не к птичьему
пению, не к ветерку, ласково колышущему придорожные кусты, а панически ко
всякому отдаленному, пусть даже еле слышному звуку: гоготанью разбуженной
гусыни или квохтанью курицы на близлежащей ферме, к внезапно донесшемуся
журчанию воды, к спугнутому зверьку, опрометью кинувшемуся от изгороди, где
его сморила тяжкая дремота, а один раз, когда оглушительно взревел осел,
словно издеваясь над сторожкой тишиной, резко нажал на тормоза и вовсе
остановился. Облетевшие цветы боярышника брызгами известки пятнали дорожную
пыль, стёжки порой до того сужались, что ветки сирени и шиповника,
обвешанные клоками сена, касались моих рук, словно прося их сорвать; под
низко нависшими деревьями стоял пряный запах лавров, пронизывавший влажную
духоту вечера. Мертвенная тишина надвигающейся ночи облекала меня - разве
что иногда пробежит через дорогу ручеек да, пересекая его, дважды хлюпнут
колеса моего велосипеда, и снова воцарится тяжкая тишина, дурманящая
запахами ночных цветов и скошенных лугов.
Я ехал в Фаррейн и Килкри, чтобы выяснить, почему местный отряд
последние три-четыре месяца, по всей видимости, бездействует. Эта часть
моего задания была мне в тягость, потому что я знал командира отряда Стиви
Лонга и дружил с ним с тех самых пор, как нас свели превратности революции.
Зато мне предстояло провести несколько дней на открытом воздухе, да и
революция еще не утратила для меня своего романтического ореола, поэтому
мне казалась до крайности заманчивой перспектива остановиться в доме,
который занимал мое воображение с малых лет, а при известной удаче и
познакомиться - если только он еще жив - с его странным бесноватым
хозяином, который в детстве пугал нас посильнее любого чудища из волшебной
сказки, - со старым Кочеттом из кочеттовой Усадьбы.
Рассчитывать, что он жив, особо не приходилось: когда мы были еще
совсем маленькими, моя мать уже тогда именовала Кочетта не иначе как
"старым греховодни





Содержание раздела