Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Пандуро Лейф - Лучший Из Миров


Лейф Пандуро
ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ
Перевел П. Байцуров
(С датского)
Когда Хенрик Петерсен был мальчиком, он жил в Нёрребру. Он жил с папой и
мамой и сестричкой Софи в квартире на улице Мимеш, второй этаж, налево. Внизу
при входе висит доска, на которой написано, что здесь жил Хенрик Петерсен.
Семья носила фамилию Петерсен во многих поколениях, и они были этим очень
довольны.
- Хенрик Петерсен - это очень хорошее датское имя! - чистосердечно сказал
приходский священник, когда крестил Хенрика. И вот Хенрик вырос и стал
настоящим датским мальчиком, с круглой головой, маленькими глазками и большими
красными ушами. При взгляде на него никто ничуть не сомневался, что это
типичный датский мальчик.
Позже, когда мать Хенрика думала о своем сыне, она говорила, что священник
долго и задумчиво смотрел на его большую круглую голову. Она рассказывала
подругам, что он похлопал Хенрика по голове несколько раз, и в ризнице,
продолжала она, он сказал ей, что она несомненно должна быть счастлива, ибо у
нее такой здоровый сын с такой большой головой.
И каждый раз, когда она читала воскресную проповедь священника в
приходском листке, она думала о своем сыне и чувствовала, что должна быть
доброй к нему. Но, к сожалению, приходский листок перестал выходить той
осенью, когда Хенрику исполнилось пять лет.
А в общем, ему было хорошо на улице Мимеш, второй этаж, налево. Более
того, как он позже сказал репортерам из газет, которые пришли для разговора к
нему, у него было бедное, но счастливое детство, и нечего стыдиться этого, -
так сказал он.
Разумеется, в детстве он не всегда был счастлив до конца, но это он забыл
мало-помалу. Все выглядело бы не так хорошо, если бы в газетах написали, что у
Хенрика Петерсена было несчастливое детство. Но, вообще говоря, надо знать,
что говорить репортерам. Ведь гораздо проще, если у тебя было счастливое
детство. Это избавляет от хлопот.
Между тем, Хенрик Петерсен не всегда был так уж счастлив, как ему бы
хотелось.
Взять, например, его сестричку Софи. У нее были большие голубые глаза.
Если бы не она, он был бы очень счастлив - в этом он был убежден. Но она
всегда так странно смотрела на него своими голубыми глазами и звала его
поиграть с газовой зажигалкой, или выпустить канарейку из клетки, или поиграть
в доктора, и так далее. Когда он слышал об этом, у него страшно краснела
голова, он заикался и начинал икать, но она продолжала так странно смотреть на
него, что он не знал, что ему делать.
Под конец она всегда говорила: "Ты - противный маменькин сынок и
головастик!"
И несмотря на то, что он много раз терпеливо объяснял ей, что он вынужден
иметь такую большую круглую голову, потому что у него именно такая большая
круглая голова, она продолжала называть его головастиком. Она стояла и так
непонятно смотрела и тихо говорила: "Головастик, головастик, головастик!" И в
конце концов у него так краснела голова, что в комнате становилось совсем
тепло. А она все повторяла. Когда же он пускал в ход кулаки, она громко
кричала, и приходила мама.
К этому времени многое изменилось. Во-первых, приходский листок перестал
выходить, во-вторых, священник умер, а в-третьих, на их улице пошли трамваи. В
общем, произошло много нового. Мать Хенрика тоже отчасти изменилась. Она не
хотела и слушать, что сказал Хенрик, нет, она сама все знала, хотя ее здесь
совсем и не было. Софи всхлипывала и указывала на Хенрика, и мать Хенрика ни
секунды не сомневалась, что он вел себя очень плохо.
- Сейчас же перестань





Содержание раздела