По Эдгар Алан - Человек, Которого Изрубили В Куски
Эдгар Алан По
Человек, которого изрубили в куски
Повесть о последней Бугабуско-Кикапуской {1*} кампании
Pleurez, pleurez, mes yeux, et fondez-vous en eau!
La moitie de ma vie a mis l'autre au tombeau.
Corneille {*}
{* Пролейтесь, токи слез, над злейшей из кончин!
Увы! Моей души одна из половин другою сражена {2*}.
Корнель (франц.).}
Не могу припомнить, когда и где я впервые познакомился с этим
красавцем-мужчиной - бревет-бригадным генералом Джоном А. Б. В. Смитом.
Кто-то меня ему представил, в этом я совершенно уверен - в каком-то
собрании, это я знаю точно, - посвященном, конечно, чему-то необычайно
важному, - в каком-то доме, я ни минуты в том не усомнюсь, - только где
именно, я почему-то никак не могу припомнить. Сказать по чести, при этом я
испытывал некое смущение и тревогу, помешавшие мне составить хоть
сколько-нибудь определенное впечатление о месте и времени нашего знакомства.
По природе я очень нервен - у нас это в роду, и тут уже я ничего не могу
поделать. Малейший намек на таинственность, любой пустяк, не совсем мне
понятный, мгновенно приводит меня в самое жалкое состояние.
Во всем облике упомянутого господина было что-то... как бы это
сказать... замечательное, - да, замечательное, хотя слово это слишком
невыразительно и не может передать всего, что я подразумеваю. Роста в нем
было, должно быть, футов шесть, а вид чрезвычайно властный. Была во всей его
манере некая air distingue {Изысканность (франц.).}, выдающая высокое
воспитание, а возможно, и происхождение. В этом вопросе - вопросе о
внешности Смита - я хотел бы позволить себе горькое удовольствие быть
точным. Его шевелюра сделала бы честь самому Бруту - по блеску и пышности ей
не было равных. Цвет воронова крыла - и тот же цвет, или, вернее, отсутствие
цвета в его божественных усах. Вы замечаете, конечно, что о последних я не
могу говорить без восторга; я не побоюсь сказать, что под солнцем не было
других таких усов. Они обрамляли, а кое-где и прикрывали несравненные уста.
Зубы бесподобной формы блистали невероятной белизной, и в подобающих случаях
из его горла лился голос сверхъестественной чистоты, мелодичности и силы.
Что до глаз, то и тут мой новый знакомец был наделен совершенно
исключительно. За каждый из них можно было, не дрогнув, отдать пару обычных
окуляров. Огромные, карие, они поражали глубиной и сиянием и слегка косили -
чуть-чуть, совсем немного, как раз столько, сколько требуется, чтобы придать
взору интересную загадочность.
Такой груди, как у генерала, я в своей жизни, безусловно не встречал.
При всем желании в ней нельзя было найти ни единого дефекта. Она на редкость
шла к плечам, которые вызвали бы краску стыда и неполноценности на лице
мраморного Аполлона. У меня к хорошим плечам страсть - смею сказать, что
никогда ранее не видел такого совершенства. Руки у него имели форму
безукоризненную. Не менее выразительны были и нижние конечности. Это были
прямо-таки не ноги, а nec plus ultra {Здесь: идеал (лат.).} прекрасных ног.
Любой знаток нашел бы их безупречными. Они были не слишком толсты и не
слишком тонки, без грубости, но и без излишней хрупкости. Более изящного
изгиба, чем в его os femoris {Бедренной кости (лат.).}, я и представить не
могу, а fibula {Малая берцовая кость (лат.).} его слегка выгибалась сзади
как раз настолько, сколько необходимо для истинно пропорциональной икры. Мне
очень жаль, что мой юный и талантливый друг, скульптор Дребеззино не видел
ног бревет-бригадного генерала Джона А. Б.
