Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Подольский Наль - Кошачья История


Наль Подольский
Кошачья история
-- А можно ли верить в беса, не веруя
совсем в Бога? -- засмеялся Ставрогин.
-- О, очень можно, -- поднял глаза Тихон
и тоже улыбнулся.
Ф.Достоевский
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
1
Много раз я пытался найти начало этой истории, и всегда
выходило, что вначале была ночная дорога. И хотя то, что можно
назвать "историей", началось значительно позже, в ту летнюю
крымскую ночь, когда незнакомые люди везли меня сквозь теплую
тьму в незнакомый город, я переживал ясное ощущение начала. Оно
пришло неожиданно посредине пути. Скорее всего, его принесли
запахи -- запах полыни, запах табачных полей, запах темной
земли, отдающей ночи тепло -- они бились упруго в глаза и щеки,
отнимая у памяти лица, слова, размышления, предлагая начать
жить сначала.
Чернота по краям дороги казалась немой. На самом деле,
наверное, степь была наполнена звуками, но их заглушало урчание
перегревшегося мотора и тарахтенье щебенки, летящей из-под
колес. Время тогда совсем пропало. Не то, чтобы оно
остановилось, или мчалось со сверхъестественной скоростью --
нет, его просто не было. Я взглянул на часы -- оказалось, они
стоят; они чем-то меня раздражали, я снял их с руки и сунул в
карман.
Смутно белея тенями домов, проносились мимо деревни.
Приближение их отмечалось сменою запахов: в аромат степи
вторгались запахи сена и фруктовых садов, а затем начинался
собачий лай, и он тоже казался почему-то немым.
Город возник вдали неожиданно, сразу весь, когда дорога
вынесла нас на вершину холма. Он переливался огнями и был похож
на лужицу света, выплеснутую на поверхность степи. Очертания
лужицы напоминали перекошенную подкову -- я припомнил, что
город стоит у моря, протянувшись вдоль берега бухты.
Дорога пошла вниз, и город исчез. Через минуту он появился
снова, но уже лишь светящейся черточкой на горизонте, над
которой мерцало туманное зарево. Черточка эта ширилась,
становилась ярче, а зарево -- расплывчатее и выше; вскоре пятно
света занимало уже пол-горизонта.
Путь освещался теперь фонарями, поспешно и деловито бежали
они навстречу. Под каждым из них покачивался конус света,
желтый и грязноватый, за пределами конусов сгущался
непроницаемый мрак, сменивший прозрачную безграничность ночи.
Замелькали дома, окруженные палисадниками.
Я испытывал что-то вроде обиды -- у меня отобрали ночную
дорогу, близость к темному небу и беззаботность. И если бы в
тот момент мне позволили пожелать чуда, я, наверное, попросил
бы вернуть бездумность езды сквозь ночь, попросил бы, чтобы она
никогда не кончалась. Ехать было прекрасно, и не хотелось
никода приезжать.
Мы углубились в лабиринт переулков. Водитель знал, видимо,
город и, не сбавляя хода, преодолевал узкие кривые проезды
между покосившимися заборами, пивными ларьками и чугунными
водяными колонками.
Вокруг было странно тихо. В любом южном городе ритм ночи
означается перекличками собачьего лая: по таинственным своим
законам он прокатывается волнами по окраинам, кругами сходится
к центру, глохнет и взрывается новой вспышкой неожиданно
где-нибудь рядом. А здесь было тихо.
Мои спутники во время езды не пытались затевать
разговоров, я им был благодарен за это. И сейчас они ни о чем
не спрашивали, будто знали, куда мне нужно.
Автомобиль выбрался на асфальтовую, ярко освещенную улицу
и круту свернул направо. Мотор в последний раз зарычал и
заглох.
Тишина плотной средой наполнила пространство. Нужно было
протянуть руку и открыть дверцу, но я поддался парализующему
д





Содержание раздела