Пол Фредерик - Хичи 1
ВРАТА
Фредерик ПОЛ
Глава 1
Меня зовут Робинетт Броудхед: вопреки своему имени, я мужчина. Мой психоаналитик (я зову его Зигфрид фон Психоаналитик, хотя, конечно, это не его имя: у него вообще нет имени, потому что он машина) по этому поводу получает немало электронного удовольствия.
- Почему вас беспокоит, что некоторые считают это женским именем, Боб?
- Меня не беспокоит.
- Тогда почему вы постоянно об этом вспоминаете?
Он раздражает меня, вспоминая о том, что я вспоминаю. Я смотрю на потолок с подвешенными мобилями и светильниками, потом в окно. На самом деле это не окно. Движущаяся голограмма прибоя на мысе Каена; программирование Зигфрида очень эклектично.
Спустя немного я говорю: "Меня так назвали родители, с этим я ничего не могу поделать. Я произношу Р-О-Б-И-Н-Е-Т-Т, но остальные обязательно произносят неверно".
- Вы знаете, что можно поменять имя.
- Если я это сделаю, - говорю я, и я уверен, что прав, - ты скажешь, что у меня навязчивое желание защитить свои внутренние дихотомии.
- На самом деле я скажу, - говорит Зигфрид со своим тяжелым механическим юмором, - что не нужно использовать специальные психоаналитические термины. Я был бы благодарен, если бы вы просто сказали, что чувствуете.
- Я чувствую, - в тысячный раз отвечаю я, - что я счастлив, у меня никаких проблем. Да и почему бы мне не быть счастливым?
Так мы играем словами, и мне это не нравится. Мне кажется, что в его программе какая-то ошибка. Он говорит: "Скажите мне, Робби, почему вы несчастны?"
Я ничего не отвечаю. Он настаивает: "Я думаю, вы обеспокоены".
- Вздор, Зигфрид, - говорю я, испытывая легкое отвращение, - ты всегда так говоришь. Я ни о чем не беспокоюсь.
Он вкрадчиво заявляет: "Нет ничего плохого в том, чтобы сказать, как себя чувствуешь".
Я снова смотрю в окно, я сержусь, потому что начинаю дрожать и не знаю почему. "Ты мне надоел, Зигфрид, понимаешь?"
Он что-то отвечает, но я не слушаю. Гадаю, зачем я трачу здесь свое время. Если есть человек, имеющий все основания для счастья, то этот человек я. Я богат.
Хорошо выгляжу. Не стар, и к тому же у меня Полная медицина, так что в следующие пятьдесят лет я могу быть любого возраста - по выбору. Живу я в Нью-Йорке под Большим Пузырем; тут может позволить себе жить только очень богатый и к тому же известный человек.
У меня летние апартаменты, выходящие на Тапанское море и на плотину Палисейдс. И девушки сходят с ума из-за моих трех браслетов-"вылетов". На Земле не очень много старателей, даже в Нью-Йорке.
Все дико хотят услышать мой рассказ о том, что там на самом деле в туманности Ориона или в Большом Магеллановом Облаке (Разумеется, я не был ни в одном из этих мест. О том единственном интересном месте, где я побывал, я не люблю говорить).
- Если вы действительно счастливы, - говорит Зигфрид, выждав положенное количество микросекунд, - зачем вы приходите сюда за помощью?
Терпеть не могу, когда он задает вопрос, который я и сам себе задаю. Не отвечаю. Ежусь на матраце из пластиковой пены, снова занимая удобное положение; чувствую, что сеанс предстоит долгий и мерзкий.
Если бы я знал, почему мне нужна помощь, зачем бы она была мне нужна?
- Роб, вы сегодня неразговорчивы, - говорит Зигфрид в маленький динамик в голове матраца. Иногда он использует очень жизнеподобный манекен, который сидит в кресле, постукивает карандашом и время от времени насмешливо улыбается. Но я ему сказал, что нервничаю из-за этого. - Почему бы вам просто не сказать мне, о чем вы думаете?
- Я ни о чем особенном не думаю
