Расс Джоанна - Больше Никаких Сказок
Джоана Расс
БОЛЬШЕ НИКАКИХ СКАЗОК
Я часто наблюдала, как наша гостья читает, сидя в гос-
тиной под торшером возле нового радиоприемника: длин-
ные-длинные ноги вытянуты, круг света на страницах почти не
освещает лицо; смуглая, черты лица такие резкие, что она
выглядит почти уродливой, а волосы, черные с рыжеватым отли-
вом, жесткие, будто из той штуки, которой мама чистит приго-
ревшие кастрюли и сковородки. В то лето она много читала.
Если я рисковала высунуться из ниши, наблюдая за ней, она
часто поднимала лицо и улыбалась мне молча, перед тем как
снова вернуться к книге, и ее кожа вдруг удивительно сияла,
когда по ней скользил свет. Когда она вставала и с журавли-
ной грацией шла на кухню, чтобы поесть, она едва проходила
под потолком: ноги у нее были словно паучьи, руки длинные
при очень маленьком туловище - странные пропорции для такого
роста. Она смотрела с высоты, такой огромной, на мамины блю-
да и тарелки, заметно сосредоточенная; задав мне несколько
вопросов, она нагибалась над тем, что выбрала, несколько се-
кунд размышляла, как жирафа, затем, опять возносясь в стра-
тосферу, брала тонкой рукой тарелку и уплывала в гостиную.
Она опускалась в кресло, которое всегда оказывалось слишком
маленьким, пристраивала поудобнее ноги - как я хорошо помню
их, длинные, твердые, совершенно неженские - и начинала чи-
тать снова.
Она часто спрашивала: "Что это? А что это? А вот то?",
но только поначалу.
Моя мама, которой она не нравилась, говорила, что она
из цирка, и мы должны понять это и быть к ней добрыми. Мой
отец отшучивался. Он не любил больших женщин и коротких
стрижек - все это было ново для местечек вроде нашего - или
читающих женщин, хотя ему нравилось, когда она интересова-
лась его столярным искусством.
Но в ней было шесть футов четыре дюйма, и происходило
это в 1925 году.
Мой отец был счетоводом, мебель была его хобби; еще у
нас была газовая плита, которую он починил, когда она слома-
лась, а на заднем дворе он сделал своими руками стол и ска-
мейки. До приезда нашей гостьи я все время проводила там, но
с тех пор, как мы встретили ее на вокзале и они с папой по-
жали друг другу руки,- мне кажется, ему было больно при этом
- я все время хотела смотреть, как она читает, и ждала, что
она заговорит со мной.
- Ты заканчиваешь школу? - спросила она. Я стояла в ар-
ке, как всегда.
- Да,- ответила я.
Она снова посмотрела на меня, потом на книгу и сказала:
"Это очень плохая книга". Я ничего не ответила, она взгляну-
ла на меня и улыбнулась. Не удержавшись, я встала на ковер
так неохотно, будто пересекала Сахару; она убрала ноги, и я
села. Вблизи ее лицо выглядело так, будто каждая раса мира
оставила в нем свою худшую черту: так мог выглядеть амери-
канский индеец, или шведоамериканец, или маорийская принцес-
са с подбородком славянки. Внезапно мне пришло в голову, что
она, наверно, негритянка, но больше об этом никто не гово-
рил, скорее всего потому, что никто в нашем городе сроду не
видел негров. У нас их не было. Мы говорили "цветные".
Она сказала: "Ты некрасива, правда?"
Я встала.
- Мой папа считает, что вы уродина,- ответила я.
- Тебе шестнадцать,- сказала она,- садись. Я снова се-
ла, скрестив руки на груди; ведь она у меня такая большая,
прямо как воздушные шары. Тогда она сказала:
- Я читаю очень глупую книгу. Забери ее у меня, ладно?
- Нет,- ответила я.
- Ты должна,- сказала она,- или она меня отравит, кля-
нусь Богом.
Она взяла с колен "Зеленую шляпу" М. Арлена
