Сент-Экзюпери Антуан - Предисловие К Книге Энн Морроу-Линдберг 'поднимается Ветер'
Антуан де Сент-Экзюпери
Предисловие к книге Энн Морроу-Линдберг "Поднимается ветер"(1)
Перевод: С французского Ю. А. Гинзбург
В связи с этой книгой я вспомнил рассуждения моего друга с замечательном
репортаже, сделанном одним американским журналистом. "У журналиста хватило
вкуса, - говорил он, - записывать военные происшествия прямо со слов
командиров подводных лодок, без всяких комментариев и беллетристики Нередко он
даже ограничивался тем, что воспроизводил сухие записи бортовых журналов. Как
он правильно поступил, спрятавшись за этим материалом, приглушив в себе
писателя. Ведь такие скупые рассказы и голые документы необыкновенно поэтичны
и волнующи. Почему люди так глупы, что вечно стараются приукрасить
действительность, которая столь прекрасна сама по себе? Если когда-нибудь эти
моряки сами возьмутся за перо, возможно, они будут корпеть над скверными
романами и скверными стихами, не подозревая, какие сокровища у них в руках..."
Но я другого мнения. Эти моряки, возможно, будут сочинять скверные романы,
но, значит, те же самые люди и путевые заметки писали бы неинтересно. Потому
что не существует рассказов, есть только рассказчики. Нет приключений, есть
искатели приключений. Непосредственной передачи действительности не бывает.
Действительность - это груда кирпичей,из которой можно построить что угодно.
Пусть этот журналист написал свою книгу телеграфным стилем и представил в ней
одни только факты - все равно он неизбежно вклинился между действительностью и
ее изображением. Он отобрал материал - ведь он рассказал не все подряд - и
навязал ему некий порядок. Свой порядок. Навязав свой порядок исходному
материалу, он и возвел здание. I
Это относится не только к фактам, но и к словам. Предлагаю вам
беспорядочную россыпь слов: "мостовая", "камень", "поленья", "стук".
Сделайте-ка из них что-нибудь. Вы уклоняетесь Эти слова не из тех, что могут
волновать и трогать. Однако Бодлер докажет вам, что умеет создать сильный
образ, пользуясь таким словесным материалом:
Поленьев гулкий стук о камни мостовой...(2)
Этими словами - "мостовая", "камень" или "поленья" - можно точно так же
задевать душу, как словами "осень" или "лунный свет". И я не вижу причин,
почему бы писатель не мог нас увлечь "гироскопами", "глубинным давлением" в
"линией прицела" точно так же, как и любовными воспоминаниями. Но я расхожусь
с моим другом в том, что не вижу, почему бы писателю, с другой стороны, не
увлекать нас любовными воспоминаниями точно так же, как гироскопами, глубинным
давлением и линией прицела. Разумеется, мне приходилось листать сотни страниц
сентиментальной чепухи. Но я читал и множество таких повествований, где меня
пытались растрогать рассказом о том, как ползет вниз стрелка манометра. Хотя
стрелка и падала и ее падение ставило под угрозу жизнь героя, а от жизни
героя, по всей вероятности, зависела судьба тоскующей по нем супруги - все это
меня не трогало, если автор был бесталанен. Факты сами по себе ничего не
передают. Смерть героя - очень печальное событие, если он оставляет безутешную
вдову, но, чтобы растрогать нас вдвое сильнее, недостаточно придумать
героя-двоеженца.
Главная проблема, очевидно, заключается в связях между действительностью и
письмом, вернее, между действительностью и мыслью. Как передать чувство? Что
мы передаем, когда пытаемся выразить себя? Где тут самое существенное? Это
"существенное" мне представляется столь же отличным от использованного
материала, как неф собора отличается от
